Марина Дяченко - У зла нет власти

Рассыпая табак, она набивала трубку. Пальцы у неё были длинные, белые, с коротко остриженными ногтями. Она избегала смотреть мне в глаза; я подумала, что в молодости она была красивая. Даже очень.

— Что стоишь? Убирайся. Я больше не скажу тебе ни слова. Или у тебя есть семечки правды?!

В её голосе была истерическая насмешка. С такими же интонациями она могла спросить, есть ли у меня ковёр-самолёт или скатерть-самобранка.

Я сунула левую руку в карман штанов. На самом дне, где шов, лежали несколько «рябинок» — подарок девочки Улейки. Я вытащила их; в кармане они потеряли блеск и немного сморщились. Зеленовато-жёлтые, круглые, они лежали на моей ладони; я подняла глаза и увидела, что ведьма тоже смотрит на ягоды. И в глазах у неё — ужас.

— Вы угадали. — В животе у меня будто пружина сжалась от рискованного вранья.

— Я не стану их глотать! — заверещала ведьма.

Швея в моей правой руке дёрнулась.

— Мой меч считает иначе.

Она отбросила уже набитую трубку:

— Ну давай, давай! Убей старуху, от которой все отреклись! Убей, если сможешь!

На глазах у неё показались слёзы.

Я невольно вспомнила Максимилиана. Некромант бы не смутился ни на секунду. Он прирождённый следователь, беспощадный и совершенно бесстрастный; не зря он впервые явился в мой мир под личиной «оперуполномоченного»…

Мысль о некроманте, восседающем на троне, придала мне злости — и сил.

— Я подозреваю вас в страшном преступлении, — от волнения у меня сдавило горло, но я всё равно продолжала, — в очень чёрном колдовстве.

— Меня?! — Она с натугой изобразила смех. — Я не ведьма! Так думают простаки из города! Я никогда не была колдуньей!

Шаг за шагом я пересекла комнату. На меня смотрели фарфоровые куклы, цветными пятнами плыли вышитые подушки на полках, отражался дневной свет на боках кувшинов и подсвечников. Швея, вытягивая невидимую нитку, поднималась всё выше, целя остриём ведьме в грудь. Я с усилием заставила клинок опуститься: «Ты орудие. Я хозяйка. Не наоборот».

— Возьмите семечко. Если вам нечего скрывать.

Она затравленно вжалась в спинку кресла. Я протянула ягоды на ладони, ежесекундно ожидая, что она подобьёт мою руку снизу; ей очень хотелось так сделать. Я видела по глазам.

— Я очень долго к вам добиралась. И не оставлю вас в покое.

Что-то в моём голосе заставило её втянуть голову в плечи. Она схватила самую маленькую ягодку с моей ладони, забросила в рот и с видимым усилием проглотила.

— Как зовут короля?

Прошло несколько секунд. Женщина молча скорчилась, двумя руками вцепилась в свой тощий живот. Я пришла в ужас; на секунду мне показалось, что я скормила человеку настоящее семечко правды.

— Отвечайте! Скорее!

— Оберон, — выдохнула она. — Будь ты проклята, девчонка… Его зовут Оберон!

Прошло всего минуты три. Хотя мне показалось — часы.

— Это вы сказали слово забвения?

— Не слово. Я загадала желание. На монетке.

— Какое желание? На какой монетке?!

Она молчала. Мне пришлось потратить по «семечку» на каждую часть вопроса.

— На каждой ярмарке фокусники раздаривают такие монетки. Я поймала её на лету… Монетку судьбы надо бросить на землю и загадать желание. У меня одно желание вот уже много лет! Я хотела забыть его навсегда, забыть его имя, забыть его лицо. Но эти монетки — один обман…

Она нашла свою трубку и заново начала набивать. Долго щёлкала огнивом, наконец закурила. Огромная трубка очень не шла ей, торчала у женщины в зубах, как пароходная труба над туристской байдаркой.

— Я не виновата. Я хотела просто забыть его. Но случилось так, что все забыли его имя. Только я — одна из всего города — помню. Я готова разбить голову о камень, лишь бы вытрясти оттуда это имя… Но я знаю: мозги мои, может, и разлетятся, а имя останется.

Она курила, выпуская целые тучи дыма. Я открыла входную дверь, потому что окно было слишком плотно заколочено.

Новое «зёрнышко» выкатилось на мою ладонь.

— Вам кто-то помогал? Могучий волшебник? Тот, кто сильнее Оберона?

Она хрипло рассмеялась:

— Могучий, да… Говорю тебе — это была простая монетка желаний! Фокусница разбрасывала пригоршнями. Для детей… Это игрушка, никакого волшебства здесь нет.

— Вы в самом деле ведьма?

— Нет! Во мне нет ни капли волшебной силы.

— Тогда как вы могли загадать желание? Если монетка, как вы говорите, не волшебная?

— Да, я загадала… — Она смотрела на меня сквозь дым воспалёнными лихорадочными глазами. — Это игра… Но я в неё поверила. Потому что очень хотела его забыть. Забыть его, забыть, забыть. Я мечтала об этом утром, вечером… Ночью… Когда шила своих драконов, и видела его лицо перед глазами, и хотела забыть его, забыть…

Мне показалось, что она бормочет заклинание — столько силы было в её исступлённом голосе:

— Я схожу с ума, он снится мне по ночам, каждую ночь, много лет… Зачем ты здесь? Это он тебя послал?!

Я села на коврик перед камином, вытертый, кое-где прожжённый углями, и рассказала ей всё. У меня будто гора свалилась с плеч — не надо больше угрожать, запихивать в неё фальшивые семечки правды, крепче сжимать Швею; ниточки сходились — или вот-вот должны были сойтись.

Трубка в её длинных пальцах погасла.

— Ты врёшь, — прошептала она. — Съешь семечко, чтобы я тебе поверила!

— Это не семечки, — я вытащила из кармана последние несколько кругляшек. — Это ягоды из леса. Вроде рябины. Дети их едят.

Она долго смотрела на меня. Потом поднялась с кресла, взяла у меня с ладони рябинку, долго разглядывала её, не веря своим глазам.

Потом уронила ягоду и закрыла лицо руками.

Да, её звали Эдна. Да, она служила в замке много лет. Она отдавала все силы и никогда не требовала благодарности! Кем она только не работала: и швеёй, и вышивальщицей, и лютнисткой, и цветочницей. Она украшала королевские покои и бальные залы, ткала, вязала, придумывала одежду, равной которой не было в Королевстве. Она сочиняла платья для королевы, в которых та выглядела моложе и привлекательнее, чем обычно. А это было важно, потому что королева часто хворала, много ела и терпеть не могла прогулки.

Эдна старалась, король ценил её и сделал главной экономкой. Но королева скупилась на похвалу. Эдна была красивее и прекрасно пела и учила придворных танцевать. Платья, которые она сочиняла для себя, всегда уступали королевским — Эдна ведь не дурочка! Она шила себе подчёркнуто просто, даже бедно. Но её естественная красота, здоровье, вкус не могли укрыться от посторонних глаз.