Беглецы - Дарья Котова
— Кочевники нас не догонят?
— Не думаю, — коротко и мрачно отозвался Барст. — Если ты все сделал правильно.
— Я умею обращаться с лошадьми.
— Я даже удивлен.
— Ты болтаешь не хуже Ворона, — тяжело дыша, заметил Ларон.
— Не, мне до Белого далеко, — по-доброму усмехнулся Барст. — Он умеет умно трепаться. Я глупо. Вот так.
Ларон с удивлением воззрился на него. К счастью, Барст не заметил, и очередного межрасового спора не произошло.
— Есть другие кочевники, — вдруг произнес орк. — Они могут на нас напасть.
— Но, может, повезет?
— Может. Может, нет. Все может. Не думай, голова в походе должна быть пустой.
Философия орка иногда поражала Ларона, но он не мог отрицать, что в ней имеется рациональное зерно.
К вечеру все высокие мысли вылетели из головы эльфа — его начало трясти в лихорадке. Он шел из последних сил, чувствуя, как слезятся глаза и все больше опухает лицо.
— Совсем плохо? — вдруг спросил Барст.
— Нормально, — едва ворочая языком, ответил Ларон. Он шел следом за орком, и только широкая спина в шкурах могла заставить его идти вперед. Он словно поставил перед собой цель — идти за Барстом — и шел, ни на что не отвлекаясь. Знал, что если позволит себе задуматься, то упадет.
Люди тащились где-то вдалеке — их выносливости не хватало, чтобы не отставать. К счастью, Барст все же решил устроить привал. Сегодняшний день показал, что кочевники догонять их не собираются — видимо, план Ларона сработал, — поэтому лучше было передохнуть.
— Если суждено сдохнуть, то сдохнем, — постановил Барст. — А так хоть выспимся.
Наутро из четверых не встали трое. Для людей раны и жара стали непосильным испытанием. Ларон сначала все же поднялся, побрел за Барстом, но через сотню метров рухнул на сухую землю. Так потекли часы мучительного ожидания смерти. Периодически он проваливался в забытье, а когда возвращался в реальность, то еще больше хотел умереть. Солнце палило, а над землей гулял ледяной ветер. Во рту было сухо, язык закостенел. Все болело.
Внезапно Ларона перевернули на спину, и что-то полилось в открытый рот. Живительная влага на мгновение вернула разум в умирающее тело. Эльф настолько пришел в себя, что даже смог открыть глаза. Он увидел склонившегося над ним Барста, который выливал из фляги воду, заботливо приподняв голову товарища — чтобы не захлебнулся.
— Спасибо, — выдохнул Ларон, когда вода закончилась. Во рту тут же вновь стало сухо, но даже такая малость помогла эльфу вернуться в мир. — Почему?
— Потому что должен, — обрубил Барст и взвалил себе на спину Ларона.
Почти теряя сознание от усталости и боли, эльф все же смог заметить вдалеке два безжизненных человеческих тела. Мир их был слишком жесток, и теперь Ларон познавал эту истину на своей шкуре.
* * *
Следующую неделю Ларон запомнил плохо. Все это время Барст нес его на себе — благо орк был в несколько раз сильнее и здоровее тонкокостного эльфа. На ночь они останавливались. Барст неизменно доставал откуда-то воду. Когда Ларон немного пришел в себя, то задался этим вопросом.
— Видишь ту травку? У нее глубокие корни, если под ней рыть, то можно наткнуться на подземный ручей, — довольно миролюбиво объяснил орк.
— Хорошо… что так можно, — чуть путано ответил эльф. Его продолжала мучить лихорадка. Лицо гноилось, с ранами на спине дело обстояло лучше. Будь они в лесу, Ларон знал бы, какими травами подлечиться, убрать гной и воспаление. Но в пустыне, кроме колючек и сухих веток, не было ничего. Барст как-то предложил прижечь рану, но Ларон отказался. Уже поздно. Либо он переживет это, либо умрет.
Думать о своей судьбе Ларону почти не приходилось. Бо́льшую часть недели он провел между явью и бредом, только дней через шесть болезнь пошла на спад. Над степью вдруг полились дожди, затопляя все вокруг. Это играло на руку беглецам, ведь так повышались шансы, что кочевники их не заметят. Но постоянные дожди также принесли вечный холод и сырость. Теперь воды было слишком много, ночами было невозможно спать. Они с Барстом шли сутки напролет — Ларону полегчало, и теперь он мог передвигаться сам. Лицо еще побаливало, но основное воспаления пошло на убыль. Эльф старался не думать о том, что им с товарищами наконец улыбнулась удача — боялся сглазить, словно был невежественным селянином-человеком, а не бессмертным жителем Рассветного Леса.
— Скоро дойдем, — проворчал Барст, еле волоча ноги. Даже орка утомила долгая дорога, непогода и раны.
— Ты вернул долг, — пробормотал Ларон, бредя рядом. — Можешь быть спокоен.
— Я и так спокоен, ушастый.
— Рад за тебя.
— И я.
Вот такие "гениальные" диалоги велись между ними. На большее сил не было.
Через пару дней дожди прекратились, выглянуло солнце, и Ларон потерянно заметил:
— Мы идем на север.
— Сбились, значит, — огрызнулся Барст, который и вел их маленький отряд. — Поворачивай.
И они повернули. Ларону страшно было представить, сколько они потеряли времени, идя не туда. Но он молчал, питая в душе сильную благодарность и признательность к Барсту. Тот спас его и продолжал помогать. Один Ларон здесь бы не выжил. Он даже как-то попробовал отблагодарить Барста, но орк грубо оборвал его, еще и добавив пару ругательств. Ларон сделал ему замечание. Барст замолчал и больше не говорил с ним. Если бы у эльфа остались силы, он бы рассмеялся — таким забавным иногда казался его юный друг. С одной стороны, в деле выживания Барст смыслил куда больше, но с другой — в личных отношениях он часто вел себя неразумно, часто начинал глупить. К примеру, он мог загореться какой-то идеей и попытаться ее воплотить, даже если она была откровенно бредовая. Ларону приходилось одергивать Барста или мягко отговаривать. Иногда ему казалось, что он объезжает молоденького жеребца или учит юного эльфа. Оставалось надеяться, что Барст не замечает отеческой привязанности Ларона, а то скандала не миновать — орк упорно продолжал "ненавидеть" эльфа, потому что он эльф, ушастый, остроухий и бесит.
— Скоро выйдем, — повторно провозгласил Барст на пятый день пути после их "эпохального" поворота. Ларон проявил тактичность и не
