Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

Через полтора года история повторилась, когда выяснилось, что и монастырская школа не может дать Виллему необходимого ему обучения. Дело в том, что он впитывал знания, как высохший лесной мох жадно впитывает дождевую воду. Он никогда не останавливался там, где другие ученики считали себя постигшими суть учебного предмета. После занятий его товарищи были предоставлены сами себе и уделяли все это время играм, а он радостно спешил в библиотеку, получая неимоверное удовольствие от знаний, которыми его вознаграждали книги. Учителя в школе шутили, что Виллему достаточно прикоснуться к обложке толстого фолианта, и его содержание он постигнет без каких-либо дополнительных усилий.

Мальчик вернулся домой и несколько лет помогал отцу в ремесле, сильно этим тяготясь. Нет, он никогда не отлынивал от работы, всегда был готов помочь, и помощь эта исходила от чистого сердца. Вот только душа его по-прежнему требовала знаний, ведь уже полученных ему было недостаточно. Родители ясно видели влечение сына к учебе, справедливо оценивали его талант и недолго совещались, прежде чем отправить Виллема в Штутгарт, в известную гимназию, принадлежащую одному могущественному католическому ордену. Стоимость обучения и проживания складывалась в деньги колоссальные для их провинциального местечка, однако отец и мать с готовностью сделали этот шаг, рассудив, что сами они живут только ради сына.

Виллем произвел неизгладимое впечатление на новых учителей. В дальнейшем он достиг больших успехов в учебе, завел хорошие знакомства и после окончания гимназии отправился покорять Гейдельбергский университет, бывший в ту пору, вне всякого сомнения, величайшим университетом Европы. Вот только родительский капитал таких расходов потянуть не мог.

Наотрез отказавшись возвращаться домой или подыскать себе работу поближе к родителям, которым в силу возраста уже требовалась забота со стороны сына, Виллем остался в Гейдельберге. Удержаться в университете ему не удалось. Не имея крыши над головой и денег, ему приходилось жить впроголодь даже тогда, когда он устроился в университетскую типографию. И жизнь могла сложиться иначе, если бы не его стремление постоянно быть в кругу близких ему по духу людей - студентов. А это, должен вам заметить, не самая хорошая компания.

К тому же связался парень с той категорией молодых людей, которых можно коротко описать словами: оторви и выбрось.

Постепенно жизнь Виллема превратилась в один сплошной загул с непрекращающимися пьянками и драками, прелюбодействами и азартными играми. И опаснее всего то, что это ему нравилось. Он часто оказывался в долгах, мошенничал и имел неприятности с властями.

Мать Виллема скоропостижно скончалась, и это горе подорвало здоровье отца. Тот писал сыну письма, умоляя навестить родной дом хоть ненадолго, но Виллем был так сильно занят веселыми попойками, что игнорировал эти просьбы. Даже известие о смерти отца он принял совершенно равнодушно, вспомнив о нем только спустя несколько месяцев, когда ему потребовалось срочно вернуть долги неким крайне серьезным людям.

Взять денег было неоткуда, и Виллем отправился на родину, намереваясь выручить звонкую монету с причитавшегося ему наследства. Однако выяснилось, что родители довольно давно продали кожевенное ремесло, чтобы обеспечить учебу сына, а оставшееся после их смерти по решению городского совета было роздано жителям, которые бескорыстно ухаживали за отцом Виллема в последние годы его жизни, понесли траты на церемонию погребения и содержание могил.

Согласиться с таким поворотом событий молодой человек никак не мог, поскольку все его стройные планы рушились в одночасье. И тогда он затеял судебную тяжбу с местным советом, который якобы жестоко нарушил его право на наследство.

Представитель городского совета заявил, что Виллем фактически отказался от наследства и не вправе претендовать на него по прошествии полугода. Во-первых, он проигнорировал по меньшей мере два письма, в которых ему сообщалось о скорбном событии. Во-вторых, один из жителей города, находясь по делам в Гейдельберге за шесть месяцев до визита Виллема на родину, встретил его и передал печальную весть о кончине отца. Этот свидетель предстал перед судьей и, кроме прочего, поведал, как Виллем грубо оттолкнул его, сказав, что ему нет никакого дела до чьей-либо смерти, а после зашагал прочь.

Допрос свидетеля состоялся вечером, и потому суд отложил рассмотрение дела до утра следующих суток, пообещав первым делом предоставить Виллему возможность объясниться.

В тот момент Виллем, должно быть, облегченно вздохнул, так как не имел ничего возразить на весомые заявления свидетеля.

Он и не думал утруждать свою фантазию выдумыванием возражений на официальные письма совета о смерти отца. Пусть в действительности он получал их, но ведь суд об этом не знал. Поэтому его ложь о том, что письма не достигли адресата, должна была быть принята судом в качестве вполне серьезного противовеса утверждениям ответчика. Другое дело живой свидетель, которого Виллем встречал в Гейдельберге на самом деле.

В угнетенном состоянии Виллем забрел в трактир, не переставая мысленно повторять все сказанное свидетелем в зале суда. Такой правдивый и такой неудобный свидетель.

Не успел он заказать ужин и кружку пива, как к его столу подсел рослый детина, примерно одного с Виллемом возраста. Он представился Морицем, и скоро выяснилось, что они вместе учились в гимназии Штутгарта, которую Мориц так и не сподобился закончить.

Как мог Виллем напрягал память, но даже намека на какого-то Морица в его голове не проскакивало. Впрочем, это не представлялось Виллему чем-то важным, а немного погодя он и вовсе перестал об этом думать, считая Морица на редкость приятным собеседником. Еще бы, ведь детина так пренебрежительно отзывался о горожанах и суде, глубоко проникся проблемой Виллема и искренне желал ему выиграть тяжбу.

Неизвестно, какая по счету кружка пива развязала Виллему язык, и он откровенно изложил Морицу суть своего затруднения, закончив так:

- И завтра мне предстоит назвать свидетеля лжецом или убедить суд в том, что этот человек просто обознался.

Мориц скривился:

- Нет, так ничего не выгорит. Какой бы путь из этих двух ты не выбрал, судья потребует свидетеля поклясться на Священном писании, и тупоголовый деревенский осел наверняка это сделает. Поверь, дружище, я сам не раз участвовал в столь же каверзных делах, и клятва перед Богом, как ни крути, побьет твою карту. Другое дело, если отталкиваться от уже произнесенных слов и как-нибудь их вывернуть, - Мориц быстро и звонко защелкал пальцами, прищурился, что-то напряженно обдумывая, и попросил: - Ну-ка, повтори мне дословно слова свидетеля, когда он встретил тебя.