Катарина Керр - Чары тьмы

Во второй половине дня Невин спустился вниз в Кермор и разыскал Гавру, которая жила с семьей брата над гостиницей. Она со смехом бросилась к Невину в объятия и повела его наверх в свою комнату — для беседы. Она выросла в красивую молодую женщину, стройную и привлекательную. В ее темных глазах светились острый ум и проницательность. Комната Гавры была полна трав, баночек с мазями и других вещей, необходимых в ремесле травницы. Все аккуратно лежало по полочкам. Кроме того, в комнате имелись узкая кровать и деревянный комод, а у камина висела люлька. В ней спала хорошенькая девочка месяцев десяти от роду.

— Младший ребенок твоего брата? — спросил Невин.

— Нет, моя. Ты презираешь меня за это?

— Что? Что заставило тебя так думать?

— Ну, мой брат вовсе не обрадовался, получив в семью незаконнорожденного ребенка. Мне просто повезло, что я сама могу зарабатывать деньги, чтобы прокормить нас с дочкой.

Словно догадавшись, что говорят о ней, девочка зевнула, на мгновение открыла васильковые глаза и снова заснула.

— Почему ее отец не женился на тебе?

— Он уже женат. Я знаю, это глупо, но тем не менее я его люблю.

Невин сел на деревянный комод. Он никогда не ожидал, что его умная Гавра окажется в таком положении. Женщина оперлась о подоконник, глядя в окно на стену соседнего дома и небольшой пыльный двор с курятником. Больше из окна ничего не было видно.

— Ее отец — принц Мейл, — резко сказала Гавра. — Мой несчастный любимый пленник.

— Боги!

— Прошу тебя, никому не говори. Моего ребенка могут убить, если станет известно, что здесь в городе у Элдиса есть незаконнорожденный ребенок королевской крови. Я всем сказала, что ее отец был одним из воинов короля по имени Дагвин, которого убили в прошлом году. Видишь ли, мне помогает леди Гвенивер. Дагвин славился любовными похождениями. Все поверили мне и больше ни о чем не спрашивали.

— Значит, Гвенивер — единственная, кто знает?

— Да. Даже Рикин не знает. — Гавра замолчала и посмотрела в колыбель с деланной улыбкой. — Я не могла держать это в себе и вообще никому ничего не сказать, а Гвенивер — жрица. Однако это грустно. Рикин иногда заходит и дает мне денег на дочь своего друга. Кажется, маленькая Эбруа много для него значит.

— В таком случае, лучше, чтобы он никогда не узнал правды. Но как же это случилось? Разве что ты умеешь летать по воздуху, как птица?

— О, я взбиралась в башню по ступеням лестницы, как и все люди, — слегка посмеиваясь ответила она. — Вскоре после твоего отъезда у принца начался жар, а все лекари отправились вместе с армией. Поэтому Оривейн послал за мной, чтобы сохранить жизнь ценному трофею. Боги, мне стало так жалко Мейла, и Оривейн позволил мне навещать его, как обычно делал ты. Мейл предложил научить меня читать и писать — просто от скуки. Я ходила к нему, мы вместе читали, потом стали друзьями и… — она многозначительно пожала плечами.

— Понятно. А он знает о ребенке?

— О, как он может не знать? Мой бедный любимый пленник.

Когда Невин вернулся в дан, то отправился наверх в башню навестить принца. Его комната совсем не изменилась, а вот Мейл из рослого юноши стал крупным мужчиной. Теперь он с серьезным видом расхаживал по комнате вместо того, чтобы метаться из стороны в сторону, как делал прежде. Он был мертвенно-бледен, и из-за алебастрового цвета кожи его волосы цвета воронова крыла выглядели еще темнее. С удивлением Невин понял, что прошло семь лет с тех пор, как принц в последний раз выходил на солнце.

— Не можешь представить себе, как я рад тебя видеть! — воскликнул Мейл. — Мне сильно не хватало моего учителя.

— Прости меня. Двеомер призывает человека следовать странными путями. Хотя, кажется, я оставил тебе кое-какое утешение. Я говорил с Гаврой.

Принц покраснел и отвернулся.

— Да, это странно, — выговорил он. — Когда-то я думал, что женщина-простолюдинка не стоит моего внимания. Теперь же я все чаще задумываюсь над тем, что может дать Гавре такой бедняга, как я.

— Да, у вашего высочества на самом деле тяжелый вирд.

— Ну, не такой тяжелый, как у многих. Видишь ли, я устал жалеть себя. Некоторые люди подобны ястребам, они умирают молодыми в сражении. А я — маленький зяблик, которого держат в королевской клетке и который мечтает о деревьях. Но это милая клетка и в моей кормушке достаточно зерна.

— Правильно.

— И книги, которые ты оставил мне здесь, приносили все большее и большее удовлетворение. А Гавра нашла для меня кое-что интересное у книготорговца в храме Вума. Это полный перечень работ философа по имени Ристолин, который писал во Времена Рассвета. Он был из руманов?

— Нет, из племени греггисионов. Это были мудрые люди, судя по тому малому количеству книг, которые от них остались. Я думаю, что зверские руманы покорили их королевство точно так же, как королевство наших предков. Ристолин всегда поражал меня. Над этим автором, по-моему, стоит размышлять побольше. Я читал часть его «Этики Никомахеи».

Они приятно провели час, обсуждая вещи, даже упоминания о которых Невин не слышал уже очень много лет. Принц говорил с готовностью прирожденного ученого, а когда Невину пришло время уходить, Мейл впал в печаль. В конце концов, на самом он был не ученым, но отчаявшимся человеком, который хватается за любое средство, лишь бы не потерять рассудок.

После тихой комнаты Мейла большой зал показался Невину совсем другим миром, куда он перенесся по волшебству. Поскольку собиралась армия, зал был наполнен лордами и боевыми отрядами: мужчины кричали и смеялись, требовали эля, обменивались быстрыми, острыми шутками, словно бросали кинжалы. Невин уселся за стол Оривейна вместе с советниками короля, прямо под возвышением. Когда начали разносить блюда, Глин вышел через личную дверь рука об руку с Гвенивер. Однако когда король отправился к месту для почетных гостей, Гвенивер покинула его. Она ужинала вместе с королевскими стражниками и Рикином.

— Кажется, леди Гвенивер с презрением относится к господам благородного происхождения, — заметил Невин Оривейну.

— Да. Я много раз говорил с ней об этом, но нельзя спорить с отмеченной богами.

Во время трапезы Невин наблюдал за Глином, который, казалось, совсем не изменился. Король так же прямо держал спину и был таким же любезным, как всегда, когда улыбался шутке или слушал разговоры лордов. Перемены стали очевидны позднее, когда паж проводил Невина в королевские апартаменты.

Глин стоял у камина. Горели свечи, блики мерцали на серебре. Пламя делало более густой богатую расцветку шпалер на стенах и ковров на полу, а также подчеркивало тени под глазами у короля. Настояв, чтобы Невин сел в кресло, Глин на протяжении всего их разговора продолжал беспокойно ходить взад-вперед перед камином. Вначале они обменялись новостями и любезностями. Медленно, постепенно царственность стала уходить, и Глин тяжело оперся о каминную доску. Это был человек с разбитым сердцем.