Катарина Керр - Чары тьмы

В пятую весну, когда в заброшенных садах зацвели яблони, случайная мысль заставила Невина вспомнить о Гвенивер, а когда он подумал о ней, его охватило любопытство. Этим вечером старик устроился у походного костра и сфокусировал сознание на пламени. Он ясно увидел Гвенивер и Рикина, идущих через двор в дане Кер-мор. Они совершенно не изменились, и Невин посчитал видение всего лишь живым воспоминанием былого. Но когда Гвенивер повернула голову, Невин увидел свежий шрам, пересекающий синюю татуировку. Старик закончил сеанс дальновидения. Однако теперь, после того, как он увидел Гвенивер, Невин не мог ее снова забыть. Утром, со вздохом подумав о людских ошибках, он направился в Кермор.

Мягкий ветерок и запах свежерастущей травы насмехались над страданиями королевства. В этот веселый весенний день Невин наконец въехал в городские ворота. Когда он спешивался, чтобы провести коня и вьючного мула через заполненные людьми улицы, то услышал, как кто-то окликнул его по имени. Повернувшись, Невин увидел Гвенивер и Рикина.

— Невин! — воскликнула Гвенивер. — Я так рада видеть вас.

— Я тоже. Привет, Рикко. Польщен, что вы меня помните.

— Что? О, как мы могли забыть вас? Мы с Рикко только что собирались размяться, но позвольте нам вместо этого поставить вам кружку эля.

По настоянию Гвенивер они отправились в лучшую гостиницу Кермора, красивое заведение с полированными деревянными полами и побеленными стенами. Гвенивер также настояла, чтобы заказать самый лучший эль, действуя с беспечной щедростью воина, который мало заботиться о деньгах, зная, что может попросту не успеть их потратить, поскольку не проживет достаточно долго. Устроившись за столом, Невин изучающе осмотрел Гвенивер, а она тем временем пересказывала ему последние новости. Хотя девушка огрубела, словно все ее тело само стало оружием, и ее движения были уверенными и решительными, тем не менее в своем роде она оставалась грациозной. Казалось, это существо вышло за пределы того, что можно описывать в категориях мужского или женского пола. Что касается Рикина, то он остался таким, как всегда, — радостным, мягким, и скромным, и, как и всегда, не сводил с нее взгляда.

Время от времени, встречаясь взглядами, Гвенивер и Рикин улыбались друг другу. Этот обмен взглядами казался полным напряжения и любви, словно их сердца были наполненными до краев кубками, жидкость в которых дрожала, но никогда не переливалась через край. Между Гвенивер и Рикином установился такой прочный контакт, что Невин не мог не увидеть, как паутина бледного света в их аурах, сформированная из обычной сексуальной энергии, трансмутировала в магическую связь. Невин не сомневался, что между ними также перетекает сила, и каким-то образом один всегда знает, где находится другой в самые трудные моменты сражения. Они обмениваются мыслями инстинктивно, сами этого не осознавая. Такое использование таланта Гвенивер к двеомеру приносило Невину боль.

— А теперь, добрый Невин, вы должны отправиться в дан, — наконец сказала Гвенивер. — Вас заставил вернуться двеомер?

— Не совсем. Почему? Что-то случилось?

— В некотором роде, — Рикин огляделся по сторонам и стал говорить тише. — Видите ли, дело в нашем сеньоре. У него постоянно плохое настроение, и никто не может развеять его.

— Глин все время погружается в мрачные размышления о разных вещах, — добавила Гвенивер — тоже шепотом. — Говорит, что в конце концов не может быть истинным королем и другую полную чушь. Королева боится, что он сходит с ума.

Они оба посмотрели на Невина, ожидая, что он решит все проблемы. Старик чувствовал себя таким беспомощным, что от их веры в него чуть не расплакался.

— Что-то не так? — спросила Гвенивер.

— Просто, черт побери, я так устал за эти дни! Невозможно видеть, в каком состоянии находится страна! Я ничего не могу сделать, чтобы прекратить страдания людей.

— Боги! Не вам это останавливать. Не надо так сильно расстраиваться. Разве вы не помните, что сказали королю, когда он так горевал о смерти Даннина? Только тщеславие заставляет человека думать, что он в состоянии отвратить чей-то вирд.

— Тщеславие? Ну, пусть будет так.

Не думая, Гвенивер дала ему то самое слово, которое ему требовалось услышать. «Тщеславие, во многом похожее на тщеславие Глина, — подумал Невин. — В моем сердце я все еще принц, и считаю, что королевство до сих пор вращается вокруг меня и моих дел.» Напомнив себе о том, что он — только слуга, ожидающий приказа, Невин внезапно почувствовал уверенность, что приказ придет. Когда-нибудь он снова увидит, как сияет Свет.

Когда они отправились вверх в дан, слуги выбежали им навстречу. Они собрались вокруг Невина, словно он на самом деле был принцем. Оривейн настоял, чтобы выделить ему роскошную комнату в главном брохе, и лично проводил его туда. Пока Невин распаковывал вещи, камерарий передавал ему разные слухи. У лорда Гветмара и леди Маклы — два сына; принц Мейл все еще в башне; Гавра, прежняя ученица Невина, теперь стала городской травницей.

— А что наш сеньор? — спросил Невин. Глаза Оривейна потемнели.

— Я организую личную аудиенцию на сегодняшний вечер. После того, как вы с ним встретитесь, мы сможем поговорить дальше.

— Понятно. А что Саддар? Он все еще при дворе или наконец уехал?

— Он мертв. Умер при подозрительных обстоятельствах. Это случилось прямо после того, как вы покинули нас тем летом. У него начались странные боли в желудке.

Когда Невин выругался себе под нос, лицо Оривейна сделалось непроницаемым. Не приказал ли сам король отравить старика? Или кто-то из верных придворных решил подсуетиться после того, как единственный травник, который мог спасти Саддара, уехал? Впрочем, стоит ли теперь об этом думать!

Во второй половине дня Невин спустился вниз в Кермор и разыскал Гавру, которая жила с семьей брата над гостиницей. Она со смехом бросилась к Невину в объятия и повела его наверх в свою комнату — для беседы. Она выросла в красивую молодую женщину, стройную и привлекательную. В ее темных глазах светились острый ум и проницательность. Комната Гавры была полна трав, баночек с мазями и других вещей, необходимых в ремесле травницы. Все аккуратно лежало по полочкам. Кроме того, в комнате имелись узкая кровать и деревянный комод, а у камина висела люлька. В ней спала хорошенькая девочка месяцев десяти от роду.

— Младший ребенок твоего брата? — спросил Невин.

— Нет, моя. Ты презираешь меня за это?

— Что? Что заставило тебя так думать?

— Ну, мой брат вовсе не обрадовался, получив в семью незаконнорожденного ребенка. Мне просто повезло, что я сама могу зарабатывать деньги, чтобы прокормить нас с дочкой.