Добрый - Дмитрий Дмитриев
Великий вождь бережно закинул в недра шортиков одну единственную монетку. Аккуратненько вернул деталь гардероба на место. И шлепком тыльной стороны ладони по мягкому месту девицы отправил её в общий круг.
В хижине повисла пауза глобального удивления. Не только гургутки перестали двигаться, но и музыканты забыли про свои непосредственные обязанности.
— Чего это они? — шёпотом спросил я вождя практически в самоё ухо.
— Как чего? — недопонял Великий. — За такие деньги сборщик плодов десять дней не разгибается. А эти красавицы их и в руках-то никогда не держали не то что на жо...
— Бахнем! — перебил я вождя, чтобы не портить последним словом очарование момента.
— Поехали, — согласился вождь и как бы между делом бросил рядом с кувшином раскрытый мешочек с монетами.
Звон желанного металла сработал не хуже выстрела стартового пистолета. Стриптиз возобновился с новой силой. Да ещё с какой!
Гургутки мгновенно смекнув, что к чему, выдавали такие эротические па, что даже я начал не на шутку возбуждаться. И это несмотря на всю их страхолюдную натуру. Музыканты сначала не успевали за танцующими по силе исполнения. Но вождь, не желающий омрачать впечатления, сыпанул им горсть монет, восстанавливая гармонию.
Вот самая смелая, смущаясь, стянула топик, и тут же получила от меня самую крупную монету.
В десятые доли секунды все топики, прикрывающие юные упругие груди, летели в нас с вождём плотным, слаженным роем.
Вот одна решительно запрыгнула на шест и со всем старанием, пусть и неумело, закрутила там кульбиты. Вождь, явно не ожидавший такого, закинул ей в трусики пяток монет, прямо не снимая с шеста.
Сообразительные молодки кинулись на шест со всех сторон, нанизываясь на него с плотностью кусочков шашлыка.
Шест, не ожидавший такого обильного паломничества, удивлённо заскрипел и поделился надвое примерно посередине.
Висящие гроздями гургутки дружно рухнули вниз, переплетаясь змеиным клубком.
— Эротичнее расползаемся! — приказал я, предвкушая отменное зрелище. — Победительница получит вот это, — продемонстрировал горсть я монет.
— Поехали! — поддержал меня вождь, хватаясь за кувшин.
Девчонки со смехом и всем усердием начали изображать самых желанных змей в мире.
Градус веселья давно миновал отметку «ДАЛЬШЕ НЕКУДА» и стремительно приближался к «ЭТО НЕРЕАЛЬНО» с явным настроем не останавливаться и на этом рубеже.
Великий уже вовсю поил гургуток вином и закармливал вкусностями. Те, уже не стесняясь, жались к нему всеми частями своих юных тел, воодушевлённо исполняя некое подобие приватного танца. Наверное, сами додумались, я их этому не учил.
И вот наступил момент, о котором мне заговорщически намекал вождь, внимая моим объяснениям про основы стриптиза.
Одна из красоток настолько увлеклась приватным танцем, что позабыла ежесекундно поддёргивать вверх шортики. Так уже многие делали: груз, отягощавший интимную часть женского туалета, был уже не слабенький.
В общем, она явно проморгала момент. Шортики без возвращающего фактора в виде руки ломанулись к пяткам со скоростью ужаленной дворняги. Юная гургутка, естественно, постаралась быстренько вернуть потерянную последнюю часть туалета на место, но элементарно не успела. Она просто застыла в коматозном оцепенении, старательно изображая древнегреческую статую. Более того, все присутствующие в хижине застыли в разнообразных, местами довольно привлекательных позах. У меня даже создалось впечатление, что мы тут не стриптизом любовались, а играли в «Море волнуется раз». Причём все, включая музыкантов и Великого вождя, но исключая меня любимого.
— Душевненько, — усмехнулся я после того, как вдоволь полюбовался этими экспонатами музея местной мадам Тюссо. — А теперь быстренько все отмерли и продолжаем кутить.
Ни единого шороха, возвещающего о процессе отмирания со стороны свежеобращённых скульптур, не последовало. Даже глаз ни у кого не дёрнулся. И ни одна местная летучая тварь не прожужжала на бреющем полёте.
— Играемся, значит? — усмехнулся я.
Неопределённое молчание было мне предложено в качестве ответа, причём, без любого другого альтернативного варианта.
— Эй, бесстыдница, панталончики надень, детородные органы застудишь, — обращение к гургутке, оставшейся недавно без трусиков, я подкрепил смачным шлепком по пятой точке.
Упругая попа оказалась ещё и твердокаменной. Моя конечность, не ожидавшая такой бронированной упругости от теоретически мягкой точки, заныла от тупой боли.
— Твою мать, — прошипел я, потрясая отбитой рукой. — Что же все такие гранитные-то. Это же в постели об вас в лепёшку разбиться можно в порыве страсти.
— Допился, — голос, донёсшийся до меня, я узнал на раз. — Уже готов любую болотную жабу в постель затащить.
— Ага, припёрлась, — проворчал я на материализующуюся в воздухе ведьму. — Это у тебя генетический бзик такой — всем кайф обламывать или по личной инициативе? Я так понимаю, эту статуйность ты им колданула левой пяткой.
— И вовсе не пяткой, — широко улыбнулась болотная ведьма в ответ.
— Да мне хоть... — приличного названия органа для колдовства на язык не приползало, и я решил не уточнять. Пускай сама добавит нужное, в меру своей испорченной фантазии. — Короче, давай, верни всё назад и топай ножками по холодку.
— Сейчас кто-то похамит…
— Нет, я бы
