Людмила Ардова - Путь интриг

— Я к вашим услугам, кэлла Фэту.

Мы прошли в розарий, где горели десятки свечей, и цветы источали головокружительный аромат, который так подходил к моей спутнице. Журчал небольшой фонтанчик. Розарий находился на верхнем этаже.

— Днем на крыше раздвигаются щиты и снимаются решетки, эти большие окна открываются, и сюда проникает солнце, — объяснила маркиза.

— Великолепие достойное дворца.

— Да, Энцуана большая любительница роз, а ее муж готов на все ради нее, — с некоторой тоской в голосе ответила Фэту.

Возникла небольшая пауза.

— Говорят: вы что-то знаете о событиях в Сафире? — тихо и нежно спросила меня маркиза Фэту.

— Некоторым образом я оказался к ним причастен, если мы с вами говорим об одних и тех же событиях.

— Я имею в виду ту историю, связанную с выборами в консулы, о которой сегодня упоминал кэллТепрус.

— Тогда, мы говорим об одном и том же. Что вас интересует?

— Вы не могли бы рассказать сначала все, что с вами приключилось, для меня это важно, — добавила она.

Я посмотрел в ее синие печальные глаза, и… не смог отказать.

Пропуская некоторые ненужные подробности о себе, я поведал Лалулии все, что происходило со мной в Сафире. Разумеется, я не стал рассказывать о втором моем посещении этого города, связанным с мистическими явлениями, в которые, я и сам не до конца сейчас верил.

Больше всего ее заинтересовало место в моем рассказе, касавшееся смертельно раненного посланца короля. Она очень подробно расспрашивала меня об этом человеке. Но, все немногое, что я знал о нем, было известно со слов старого жреца.

— Как жаль, что он умер, — всхлипнула маркиза.

— Мне тоже жаль старца.

— Вы о ком? — удивилась Лалулия.

— О жреце, а вас кто интересует?

— О, простите меня, простите. Ведь я сама ничего не объяснила, а пытаю вас. Я буду откровенной с вами.

— Откровенность на откровенность? — улыбнулся я. — Не стоит приносить такие тяжкие жертвы в обмен на мою маленькую любезность.

— Вы шутите, — грустно сказала Лалулия, — глаза ее были полны слез, но она заставила себя улыбнуться. — Тот юноша, который вез пакет в Сафиру, его звали Ансон, — что-то дрогнуло в голосе девушки при этом имени, — он был бедным юношей, он служил герольдом при дворе короля. Мы очень любили друг друга. Мы должны были пожениться. Король отправил его с поручением в Сафиру, и он погиб при таких странных обстоятельствах, — голос Лалулии еще больше задрожал. Я видел, что ей необходимо выплакаться.

Я подал ей платок и сказал:

— Сделайте этот платок счастливым, пролив на него свои драгоценные слезы. А я не буду вас смущать и на время удалюсь в глубь сада, чтобы сорвать цветы.

Минут через пять или десять я вернулся: глаза Фэту были сухими, и что удивительно: даже не покраснели. Мой платок она спрятала в складках платья и усиленно обмахивалась веером. Непонятные существа эти придворные дамы. Вот — они умирают от горя и через минуты уже растягивают рот в прелестной улыбке, продолжая плакать в душе.

Я преподнес маркизе букет из белых роз, подернутых нежной зарей по кромкам лепестков и сказал:

— Пусть в вашем сердце воцарится такая же безмятежность как в этих бутонах, и они увянут от зависти к вам.

Маркиза протянула нежные руки и прижала к себе букет.

— Насколько я понимаю, ваш жених погиб неслучайно. Кто-то способствовал его гибели. Но как доказать это, я пока не знаю. Кому же он так мешал? Или он стал случайной жертвой обстоятельств?

— После смерти Ансона, меня принудили выйти замуж за маркиза Фэту. Честно говоря, мне было уже все равно за кого выходить замуж.

Но маркиза слукавила, ответив на мой вопрос. Потому что, ей был хорошо известен другой ее поклонник. Кроме, дико влюбленного в свою жену старика Фэту, был еще один человек, который всегда жаждал ее видеть и чей взгляд туманился при виде ее замечательной фигуры.

Этим человеком, тайно, страстно влюбленным, был… Тамелий Кробос.

Я не вижу ничего необычного в том, что он увлекся очаровательной женщиной — было странным другое: он не сделал ее любовницей, как многих других. О нет — он почти боготворил ее, возведя на такой пьедестал, с которого сам же боялся снять на грешную землю — это была болезненная страсть паука к королеве весны Олале.

Извращенная, странная натура короля потребовала от него дикой жертвы — он сделал свою богиню женой пожилого Фэту, надеясь, что это оградит объект его страсти от прочих претендентов и от самого же маркиза в виду его седых волос — но не тут то было!

Фэту сам увлекся маркизой и, на беду Тамелия, он оказался вполне состоятелен как мужчина, или на словах или на деле, но он не уставал хвастаться перед друзьями. Король страдал от своей неудачи, ревности и злости на Фэту, отсылая его под всевозможными предлогами из столицы. Старик оказался хитрее: он повсюду таскал маркизу за собой — тогда Тамелий смирился и вернул их ко двору, чтобы лицезреть свою богиню, обманывая себя мыслью, что с таким уродом она не получает всего наслаждения, которое способен дать женщине мужчина.

Такова была тайная страсть короля, тщательно оберегаемая им и по другим причинам, но об этом позже — многое мне стало известно постепенно, по мере того, как я погружался на дно этого морского царя, подобно одному из героев смотлских легенд.

Но я вернусь к нашему разговору с маркизой.

— Значит, вы думаете: письмо было подложным? — спросила она, и меня удивил ее вопрос.

— Думать иначе, значит обвинять короля в заговоре против собственных вассалов. Мне бы не хотелось так думать.

— Мне тоже, — тихо сказала Фэту.

Я видел: она о чем-то мучительно задумалась. И я спросил ее об этом.

— Ах, пустяки. Просто я хотела бы прояснить некоторые свои сомнения.

— Писал ли король то злополучное письмо? — вы это хотите узнать. Почему вы стали сомневаться?

— Женская интуиция — не более, я попытаюсь кое-что узнать через маркиза.

— Если вам что-то удастся узнать, вы скажете мне?

— Знать иные вещи очень опасно!

— О чем это вы?! Опасность — моя сестра, мы с детства знаем друг друга.

Мне удалось немного развеселить маркизу, прогуливаясь с ней по саду и развлекая рассказами о своих странствиях. Эта встреча окончательно вскружила мою голову. Я, кажется, начал понимать Тамелия Кробоса. В Лалулии было нечто волнующее, — она не была самой красивой женщиной на свете, но ей хотелось поклоняться. Как у нее получалось так воздействовать на мужчин — я не знаю, но сам охотно попал под влияние ее трогательной незащищенности. Покоряясь таким женщинам, хочется скакать на белом коне и с громкими криками во славу ее имени проливать свою кровь. Это я более-менее внятными словами описал свои вспыхнувшие чувства к маркизе Фэту.