Далия Трускиновская - Люс-а-гард

Доброжелатель захрипел. Люс немного ослабила хватку. Он не сопротивлялся, как будто ждал, что вот-вот недоразумение прояснится, и его отпустят.

Люс быстро огляделась. Это была оружейная зала. Две другие двери, что вели в нее, были заперты на засовы. Кроме Люс и ее противника, в зале никого не было. Дверь на галерею тоже запиралась изнутри засовом с оглоблю величиной.

Люс молниеносно вскочила с поверженного доброжелателя, кинулась к двери, захлопнула ее и вставила в деревянные петли засов. Тогда только, вздохнув с облегчением, она взяла связку, как полагается, в руку и с интересом посмотрела — а кто это лежит на полу. Причем Люс была внутренне готова к тому, что ей сейчас придется подпрыгнуть и врезать этому незнакомцу ногой по уху.

Незнакомец же легко вскочил на ноги и первым делом поправил растрепавшиеся волосы. Узкий луч света из щелеобразного окна упал на его лицо. Люс вгляделась в это тонкое лицо и в полном ошалении отступила назад.

— Это вы, добрый сэр?… — чуть ли не заикаясь, пробормотала она. — Как вы сюда попали?…

— Да хранит вас Господь, прелестная дама, — с поклоном отвечал ей юный сэр Эдуард, — а также и меня от вашего гнева. Не знаю, в каком монастыре вы изучали эти изящные искусства, но в темном переулке с вами лучше не сталкиваться…

11. СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

— Как вы сюда попали? — повторила Люс. — Вы же были в плену у ватаги! Я сама помогла вас поймать! Вы сбежали?

Сэр Эдуард раскрыл было рот, чтобы возразить.

— Ничего удивительного — от них только безногий не убежал бы! — возмутилась Люс. — Часовые пьяны в стельку, никто лично не отвечает за пленника, черт знает что!

— Да нет же, меня отпустили под слово рыцаря, — сказал юноша. — Хотя какой уж из меня рыцарь… Когда прискакал ваш гонец…

— Прискакал? — удивилась Люс. — Но я не посылала никакого конного гонца! Ага! Вы хотите сказать — прибежал? Бегает он не хуже лошади…

— Да нет же, леди, он прибыл верхом на отличном гнедом жеребце, с битком набитыми седельными сумками. Вся ватага изумилась. Мне кажется, этот жеребец раньше принадлежал какому-нибудь богатому купцу…

— А почему вам так кажется?

— Когда эти умники переседлывали коня, то нашли спрятанные между седлом и чепраком бумаги, — объяснил юный лорд. — Пришлось мне их читать вслух. Это были счета и долговые расписки.

— Где же он взял жеребца? — растерянно спросила Люс.

Сэр Эдуард еще более растерянно на нее уставился, и она поняла, что брякнула глупость — ну, скажите на милость, где разбойник из Шервудского леса может раздобыть хорошего коня, как не на большой дороге? Не пойдет же он за конем на Ньюгейтскую ярмарку!

— Там были и деньги, — добавил сэр Эдуард, — только ваш предводитель велел этому своему стрелку немедленно отнести их мельнику — мельник, что снабжает ватагу хлебом, заболел, и у него долги.

— Да хранит Господь мельника, — сказала Люс, — но я все равно не понимаю, каким образом вас отпустили? Ведь Томас… Робин хотел взять за вас приличный выкуп!

— Да ради вас, — признался юноша. — Когда стало ясно, что девица Марианна обвиняется в отравлении леди Лауры, ваш предводитель сказал, что ее, скорее всего, отвезут в ноттингемскую тюрьму, а там шериф сообразит, как развязать ей язык. Ну, а ватага уже вызволяла оттуда того здоровенного рыжего бездельника, и второй раз у них такая штука не получится. Поэтому нельзя было допустить, чтобы девицу вывезли из замка. Я предложил предводителю помочь. Он мне поверил. Вот и все.

— Красиво, но непонятно, — ответила на это Люс. — Значит, он вам дал этого купеческого жеребца и послал сюда выручать Марианну?

— Я выведу отсюда вас обеих, и мы вернемся в Шервудский лес, — хмуро пообещал юный лорд. Вы удовлетворили свое любопытство? Тогда нужно убираться отсюда. Стража во дворе скоро поймет, в какую дверь вы вошли.

— Ввалилась, — поправила Люс.

— Леди не вваливаются, — возразил сэр Эдуард.

— С чего вы взяли, что я знатная леди? — поинтересовалась Люс.

— Там, у себя на родине, вы знатная леди, и вам служат рыцари! — убежденно ответил юноша. — Вы так отличаетесь от наших женщин, как редкий цветок, который выращивает ученые садовник, отличается от кустов на огороде. Вы так отличаетесь он наших женщин, как прекрасная перелетная птица, ненадолго уклонившаяся от пути, от домашней несушки.

Тут только Люс вспомнила, что имеет дело с поэтом, и более того — с влюбленным в нее поэтом.

Она вздохнула — мальчик был хорош собой и говорил вдохновенно, но ее и Серебряную Свирель послали сюда не за хрупкими мальчиками. Она должна была найти настоящего мужчину, олицетворение силы, красоты и отваги, более того — она его нашла, и ни о каких юных поэтах тут не могло быть и речи.

Что интересно — за весь этот бурный день Люс ни разу не вспомнила о Томасе-Робине, но это, наверно, потому, что просто было некогда.

— Я действительно перелетная птица, — сказала она, — и перелеты у меня дальние. Но вы говорили, что отсюда можно как-то незаметно выйти. Или мне послышалось?

— Прошу вас, — юноша сдвинул резную дубовую панель, и Люс увидела узкий ход, скорее даже лаз.

— И куда же мы попадем?

— Знаете, — на поэта опять, видимо, накатило настроение, — я рос хилым, болезненным ребенком, как цветок в тени каменной стены, которому никогда не суждено зацвести. Я не участвовал в играх других детей, румяных и звонкоголосых…

Люс поняла — мальчишки поколачивали-таки это хрупкое создание, невзирая на высокое происхождение.

— Взрослые из-за этого смеялись надо мной…

Люс прислушалась — по галерее кто-то громыхал сапожищами.

— …и я всегда старался найти уединение. Поэтому я знаю Блокхед-холл лучше, чем все его обитатели, вместе взятые. Старый Барри показал мне кое-что, да я и сам умею простукивать стены. Вот этот ход ведет в толще наружной стены к донжону, а потом мы можем выбирать — или подняться на самый верх донжона, или спуститься вниз, в погреб.

Натура у Люс иногда была романтичная — когда дело касалось таких невинных вещей, как старинные вышивки, пейзажи и натюрморты. Ей захотелось поглядеть на окрестности с высоты донжона, и юноша радостно повел ее совершенно темным ходом. Он-то шел свободно, зная здесь каждый поворот и каждую ступеньку. А вот Люс двигалась медленнее и стал отставать — она не видела впотьмах, как сова, и у нее не было природного локатора, как у летучей мыши.

Сэр Эдуард остановился, и Люс налетела на него. Странно было то, что Люс не наткнулась грудью на его спину, а оказалась в его объятиях.

— Я позволю себе просить прощения у прекрасной и высокородной леди, — витиевато начал юноша, не выпуская Люс, — за свое дерзкое и грубое, хотя вполне уместное предложение.