Робин Мак-Кинли - Красавица

Глаза Грейс наполнились слезами.

– Нет, – прошептала она. – Я не могу.

Слезы покатились по ее бледному лицу. Хоуп потянулась и дотронулась до мокрой щеки сестры рукой. Она тоже говорила шепотом.

– Ты ведь все еще думаешь о Робби?

Грейс кивнула.

– Не могу ничего поделать, – ответила она, плача. – Мы никогда не знали. И я не люблю Пэта Лори… Я все еще люблю Робби. Не могу ни о ком больше думать. Даже не пытаюсь. Я несправедлива к мистеру Лори?

– Нет, – неуверенным тоном ответила Хоуп. – Нет, не беспокойся об этом. Но Отец даст ему согласие, ты понимаешь, и он начнет всерьез за тобой ухаживать. О, моя дорогая, ты должна попытаться убрать Робби из своих мыслей. Не стоит напрасно тратить свою жизнь. Прошло шесть лет.

– Знаю, – отозвалась Грейс. – Думаешь, я хоть на день забываю об этом? Бесполезно.

– Попытайся, – попросила Хоуп. – Прошу. Мистер Лори любит тебя и будет хорошо к тебе относиться. Тебе не нужно любить его так, как Робби.

Голос Хоуп задрожал и она тоже начала плакать.

– Просто будь добра к нему – время и его любовь к тебе позаботятся об остальном. Уверена в этом. Пожалуйста, Грейс.

Грейс посмотрела на сестру словно потерявшийся ребенок.

– Я должна? Мне осталось только это?

– Да, – ответила Хоуп. – Поверь мне. Это для твоего же блага, я понимаю. И Отец будет так доволен. Ты знаешь, что он беспокоится о тебе.

– Да, – Грейс склонила голову и прошептала. – Хорошо, я сделаю, как ты говоришь

Вокруг картинки вновь заклубился туман, который накрыл ее, и мои сестры исчезли.

– Ох, бедняжка Грейс, – произнесла я. – Бедняжка Грейс. Интересно, что случилось с Робби?

Пока я говорила, туман испарился, как дым рассеивается от ветра, и мужчина выступил на причал с борта корабля. Со стороны гавани дул свежий ветер, так знакомый мне с детства; я видела один из складов, который раньше принадлежал моему Отцу. Рядом стояла новая пристройка, ее недавно покрасили. Корабль, с которого сошел мужчина, был двухмачтовый, но вторая мачта обломилась на треть своей длины и балка была привязана к обрубку. Остальная часть судна также была в печальном состоянии: дыры в рейках, грубые заплаты по бокам и на палубе; большинство носовых кают были снесены, а остатки паруса превратили в подобие палатки. Немногие мужчины, управлявшие кораблем, выглядели потрепанными, глаза их ввалились. Но моряки стояли смирно, с гордостью на лицах и в осанке. Несколько человек с берега торопились к тому, который сошел с судна. Между ними была такая разница: плотные и здоровые мужчины, хорошо одетые. А человек, к которому они направлялись, был гораздо выше, однако худ и бледен, словно долго болел и пока не до конца выздоровел. В его черных волосах виднелась седина.

– Прошу извинить меня, господа, – начал он, – обе наши шлюпки были смыты во время шторма. Я решил, что будет лучше, если мы оставим судно на причале, чем доверимся фортуне и будем ждать другой корабль в гавани. Понимаете, – добавил он с ухмылкой, – мы и якоря лишились, а старое корыто сильно протекает, и я подумал, что разумнее будет держать своих людей поближе к берегу, если придет время покинуть корабль. Мы не смогли бы долго плыть.

Я узнала ухмылку, еще не узнав человека. Это был Робби.

– Но кто вы такой, сэр? – спросил один из мужчин, приблизившихся к нему.

– Меня зовут Роберт Такер и мое судно (то, что от него осталось) – «Белый Ворон». Я хожу (то есть ходил) под парусом от имени Родерика Хастона. Отплыл шесть лет назад с тремя другими кораблями: «Стойким», «Ветром Флота» и «Шансом Судьбы». Боюсь, нам выпали немного более страшные испытания, чем мы ожидали.

Я не видела лиц людей, с которыми он говорил. Молодой парень, одетый как клерк, отделился от группы и побежал рассказывать новости. Через мгновение Робби продолжил:

– Вы можете рассказать мне, что произошло с остальными тремя? Мы совершенно потеряли с ними связь четыре года назад, во время шторма – первого из них, – сухо добавил он. – И где я могу найти мистера Хастона? Все изменилось, как я вижу, со времени моего отплытия, – Робби кивнул в сторону склада, который был мне виден. – Должно быть, он давно списал нас. Мы были вдалеке от тех мест, откуда можно послать письма. Я пытался раз или два, но не думаю, что они дошли.

И вновь туман сгладил картинку, а я опять глядела на поверхность стола в темной комнате замка Чудовища.

– Робби, – повторила я. – Он вернулся домой… Он жив! А Грейс не знает, о Боже, Чудовище, – спросила я, повернувшись к нему, – то, что я вижу – происходит в данный момент? Робби только что пришвартовался? А Грейс только сейчас говорила с Хоуп?

Он кивнул.

– Значит, еще не поздно, – заметила я. – Пока. О, Боже. Если Робби отправится в Голубой Холм сегодня (что вряд ли), у него уйдет два месяца на это, кроме того он останется, чтобы позаботиться о корабле и своих моряках. И по его виду можно сказать, что он нездоров. Не думаю, что он хотя бы письмо напишет. С этими отчаянно благородными людьми никогда не знаешь: вдруг он решит, что все нужно отложить по какой-то причине. О, Боже, – повторила я.

Отойдя от стола, я прошлась по комнате туда и обратно несколько раз. Чудовище аккуратно вытерло стол салфеткой и присело в огромное кресло, стоящее рядом, но я была занята и не обращала на него внимания.

– Грейс нужно рассказать. Если она обручится с молодым священником (она даже считает, будто дала ему повод поверить, что примет его ухаживания), она всерьез пойдет на это. Решит, что таков долг, несмотря на Робби. Чудовище, ты мог бы послать ей сон, который расскажет о Робби?

Он шевельнулся в своем кресле.

– Я могу попытаться, но сомневаюсь, что мне это удастся. И даже если так, вряд ли она поверит.

– Почему? Ведь Отец верит.

– Да, но он желает верить – а розы напоминают ему, что магия работает. Грейс часто видит сны о том, что Робби дома и в безопасности. Она понимает: это лишь отголоски ее любви и она научилась не доверять им. И не поверит снам, отправленным мной. И, что ж, обе твои сестры довольно прагматичны: не уверен, что вообще что-то смогу им послать. Твой отец другой – и Жэр тоже, кстати говоря, а еще Мерси. Но ни твой отец, ни Жэрвейн не упомянут Робби, чтобы не причинить боль твоей сестре, а Мерси слишком мала.

Я замедлила шаги.

– Ты многое знаешь о моей семье.

– Я многие часы наблюдал за ними, когда твой отец вернулся домой один. Они стали мне очень дороги, возможно, из-за тебя; и я присматривал за ними, чтобы убедиться, что они в порядке.

– Тогда отпусти меня домой, лишь на день, на час – чтобы рассказать Грейс. Она не должна выходить за Лори – это сделает ее несчастной на всю жизнь, когда она узнает, что сердце не лгало ей насчет Робби. А еще они поймут, что у меня все хорошо, что здесь я счастлива и обо мне не надо более беспокоиться. И тогда я вернусь. И никогда не попрошу об отъезде. Прошу, Чудовище. Пожалуйста.