Елизавета Шумская - Чародеи на практике

– Мальчик, – снисходительно усмехнулся шаман, – да что ты можешь знать о ненависти? Нахватался умных фраз, а жизни еще не пробовал. Если бы знал ее, то не говорил бы таких глупостей. Ненависть разъедает лишь тех, кто не приучен к ней с детства. А тот, кто впитал ее вместе с детскими слезами, отлично знает, что ненависть только поддерживает, дает силы и смысл продолжать существование. Даже обычные люди прекрасно понимают, что ничего нельзя забывать. Можно прощать, но забывать нельзя никогда. Иначе окажешься перед тем, что уже было, снова. Это правило действует именно в отношении людской подлости. Стоит ее забыть и простить, так прощенный вновь поступает так же. Не бывает иначе. Поэтому-то стервы и мерзавцы всегда живут лучше добрых людей. Потому что умны и не тешут себя напрасными иллюзиями в отношении человеческой натуры. Вот посмотри на меня. Столько веков прошло, а я все тут. И с каждым днем и годом все сильнее.

– Так, может, еще поблагодаришь Родрика и Короля? – вкрадчиво, но тихо закипая, поинтересовался Златко.

– Не борзей, Бэррин, – искривил сухо очерченные губы Эзгио. – Ты сюда молить пришел, а не хамить.

– Пришел. Только вижу, что это мало чем поможет. Ведь ты все отлично понимаешь. Да, мне бесконечно тяжело сознавать, что мой предок оказался совсем иным. И что мой Король не так безупречен, как думалось. Да, мне больно и очень жаль, что так произошло, и я сделал бы все от меня зависящее, дабы исправить это. Так чего тебе еще надо? Говори, что хочешь. Хватит уже ломаться. Ведь я что-то явно могу для тебя сделать. Говори!

Синекрылый понимал, что наглеет, что переговоры напрочь завалил, но силы подходили к концу. Наверное, на это Эзгио и рассчитывал. Они явно с ним были в разных весовых категориях. Златко действительно перед ним выглядел щенком. Тогда как сам шаман – матерый волк, вожак стаи. И тягаться с ним Синекрылому было очень и очень трудно. В его арсенале не было ничего, чем можно было бы надавить на противника, убедить его пойти навстречу. Он точно знал, что мольбы и унижение не помогут.

«Да и тон подкачал. Почему-то не удается спрятать свою гордыню при разговоре с врагом. Наверное, этому тоже следует учиться».

Молчание, что разлилось вокруг, можно было пощупать. Шаман в упор смотрел на Златко. И не было ничего в его взгляде, что могло бы навести на мысль, будто Эзгио способен смягчиться. На мякине его не взять.

– Хорошо, – вдруг сказал он. – Есть кое-что, и ты можешь для меня это сделать, Бэррин. Подумалось мне вдруг, хорошо было бы восстановить справедливость. Ее же тоже этот ваш Король-лицемер использовал в качестве лозунгов! Так вот мое требование, Бэррин Синекрылый: хочу, чтобы твоя семья и ты в том числе публично объявили, что получили свои земли и почести в награду за предательство и убийства. Не надо врать, просто поведайте миру все, как было. Мне этого будет достаточно.

– А тебе-то это зачем? – спросил юноша, чтобы потянуть время.

– Хочется.

– И ты снимешь проклятие?

– Возможно.

– Хотелось бы более четкого ответа.

– Мне-то что?

– Если тебе это надо, то я должен знать, что делаю это не просто так. Ведь это нелегко. Так ты снимешь его?

– Я уже ответил тебе, Бэррин. Возможно.

– Я буду что-либо делать только при полной уверенности в результате.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться.

– А ты?

– А мне уже все равно. Знаешь, как раньше говорили: если терять нечего, то можно рискнуть всем. Хотя… – Шаман немного помолчал. Потом тряхнул головой и произнес: – Хорошо, буду снисходителен к тебе. Если сделаете так, что люди и прочие расы узнают о моей и вашей истории, то сниму проклятие.

– С чего это такая доброта? – тихо буркнул тролль.

Но Эзгио услышал.

– Хочу новую игрушку.

– А ты не обманешь? – вновь спросил Златко.

– Желаешь, чтобы я поклялся? – криво ухмыльнулся шаман, намекая на ту роль, которую уже сыграли клятвы в этом деле.

– Но почему я должен тебе верить? – недоуменно свел брови Синекрылый.

– А у тебя есть выбор?

– А…

– Иди уже, Бэррин, – вдруг поморщился Эзгио. – Иди. Меня уже и так тошнит от тебя. Я и без того пообещал больше, чем собирался, так что уматывай, пока не передумал.

И пришлось уйти. Потому что стало ясно: и в этот раз шаман не шутил.

Друзья уже отошли довольно далеко от пещеры с озером, но еще не выбрались из плена скалы.

– Златко? – позвал вдруг Калли.

Бэррин, давно уже идущий молча и с самым сосредоточенным видом, оглянулся и вопросительно поднял бровь.

– Ты правда сделаешь это? – Эльф явно не верил в то, что такое возможно, но хотел услышать подтверждение от друга. В обычно спокойном голосе Светлого вполне отчетливо слышался ужас.

Синекрылый вздохнул и, потерев затылок, предложил всем перекусить, устроившись прямо тут. И первым сел на камень. Оперся спиной о стену и уставился куда-то в невидимую точку в пространстве. Руки парня сами собой шарили в сумке в поисках еды.

Юные маги, несколько озадаченные таким поведением, тем не менее покорно устроились рядом и у противоположной стены, достали фляжки, хлеб, сыр, сушеное мясо. Некоторое время на небольшом пятачке царило молчание. Молодые люди приступили к еде, но вкуса пищи не чувствовал даже тролль.

Златко тем временем усиленно размышлял. Он давно уже понял, как поступит, но теперь проверял и перепроверял свое решение. На сей раз ему хотелось поступить правильно.

Наконец он коротко вздохнул, обозначив свою готовность к разговору, и произнес:

– Нет, Калли, я не собираюсь выполнять то, что потребовал Эзгио. По очень простой причине. Он наказывает нас за предательство. Но поведать всему миру правду, как ни прискорбно это звучит, будет еще одним предательством. Как бы мне ни было жаль шамана, как бы мне ни омерзителен был поступок Родрика, как бы я ни хотел спасти себя и весь свой род, но я не могу сделать то, что хочет Эзгио. Когда-то Король, которому мой предок приносил клятву верности, приказал поступить так. Полагаю, у него для этого были веские причины. И мой предок не мог нарушить приказ. Никто не ожидает, что служба на сюзерена будет легкой. Мужчина, идущий на военную службу, знает, что, возможно, придется умирать. Конюх, поступающий на работу в конюшню, понимает, что обязан будет выгребать навоз. Становясь лекарем, человек ясно представляет, что надо будет резать и зашивать людей, а также надо быть готовым к тому, что всех не спасти. Вот и тут та же история. Когда сюзерен что-то решает, ты не имеешь возможности выбирать, какие приказы тебе выполнять, а от каких можно отказаться. Иногда можно попробовать переубедить, но… если ты не готов подчиняться, то тебе просто не надо было искать покровителя. Преданность же состоит не только в том, чтобы быть рядом в славе, почете и благе…