Ксения Медведевич - Сторож брату своему

— Какой шайтан послал вас, почтеннейший?!.. — рявкнул Тарег и увидел десятки повернутых к нему ошалелых лиц.

Толпа завопила с новой силой. Люди, увидев, кто сидит на хорошем сиглави посреди базара, испуганно ахали, хватали на руки детей, толкались, оборачивались и показывали пальцами. Где-то заверещала женщина. Беспокоящийся Гюлькар ржанул — и поддал задними копытами. За спиной взметнулась стена воя, спереди началась давка

— Чтоб вам провалиться! — заорал Тарег. — Хватит с меня ваших рассказов! Ну-ка, выкладывайте, кто ваш отец, о котором вы все время думаете!

Вокруг вопили: «аль-Кариа, вон он, воистину это аль-Кариа, спасайтесь, правоверные!», кто-то пер от него, кто-то к нему, продавец пилава стоял с раззявленным ртом, мальчишки-попрошайки восторженно завывали.

— Мой батюшка, Джарир ибн Тулун…

Возбужденный воплями Гюлькар попытался встать в свечку:

— Короче!..

— … Тулун приходился сыном…

Пихаясь как самый умный, кто-то все-таки опрокинул чашки с пилавом — и мир взорвался.

Тарег рявкнул:

— Еще короче!..

— …сыном Архаю! Сыну Арагана! Сыну Эсена!

— Тьфу на вас, почтеннейший! Вы бы сразу сказали, чей вы правнук!.. Садитесь сзади!

— Батюшка ждет вас в поместье! Сказал, привези Повелителя, в ноги упади, но привези!..

— Тьфу на вас снова! Меня еще ни разу не приглашали на ужин, угрожая убийством! Дорогу! Дорогу, вонючие обезьяны, я не знаю, что с вами сделаю! Дорогу!..

Из арки за спиной вопящего зеленщика открывался прекрасный обзор.

Вот раскиданный сельдерей и стебли лука, которые пытается собрать верещащий продавец. Вот разъехавшаяся куча корзин и мелькающие над головами корзины, которыми правоверные уже начали мутузить друг друга.

А вот напряженная спина Адхама ибн Ирара, позабывшего про свои фрукты. Потомок некогда славного рода стоял, намертво вцепившись в рукоять ханджара. И смотрел на исчезающего в толчее базара нерегиля.

Впрочем, смотреть было уже особо не на что: всадник в белой фараджийе и вцепившийся ему в плечи паренек уже скрылись за покосившимся навесом из яркой лоскутной ткани.

На месте, где неожиданно, словно из ниоткуда, возник нерегиль, среди расколоченных черепков и рассыпавшегося риса кипела обычная базарная драка. Бритый степняк в грязном халате прыгал одной ногой в стремени, его стаскивали за пояс двое детин с такими же бритыми башками, детин охаживали кулаками невольники продавца пилава, а сам Халид Бу Али держал лошадь под уздцы и, надсадно вопя, призывал Всевышнего в свидетели разбойничьего нападения на гостя.

Адхам ибн Ирар отпустил, наконец, рукоять фамильного кинжала и рухнул на циновку, в отчаянии закрыв лицо руками.

За происходящим внимательно наблюдали двое пожилых людей, попивавших чай в тени арки за спиной зеленщика.

В одном из них без труда опознавался евнух — это был пухлый брыластый человечек с тяжелыми подглазьями и безволосым дряблым подбородком.

— Похоже, вас опередили, почтеннейший, — отхлебнув чаю из тонкостенного стаканчика, злорадно сказал он своему собеседнику. — Вашим молодцам придется обождать другого удобного случая…

И, не скрывая злобного торжества, поправил дорогую чалму голубого шелка.

Его собеседник кисло скривился и, оторвавшись от созерцания дерущейся толпы, неодобрительно оглядел пышный наряд евнуха: парчовый халат, многослойный кушак, сверкающие драгоценными камнями — по новой столичной моде — туфли.

Сам-то он был одет куда скромнее: скромный тюрбан золотистого цвета, и такого же цвета — цвета иноверцев — джубба. Туфли ему, согласно последним указам халифа, носить возбранялось. Поэтому личному лекарю матери аль-Мамуна — а это, конечно же, был он — несмотря на размеры состояния, приходилось надевать презренные сандалии.

Однако неодобрение Садуна ибн Айяша вызывалось отнюдь не ревностью и не обидой на запреты. У себя дома сабеец надевал такие туфли и снимал туфли с таких рабынь, — кстати, верующих ашшариток, — что главному евнуху Бишру оставалось бы только завидовать и выщипывать скудные волосенки, росшие заместо бороды. Так вот, неодобрение лекаря вызывалось совсем другими причинами.

Крикливая роскошь, с которой одевался главный евнух, могла привлечь нежелательное внимание. А господина Бишра позвали в этот домик на Малом базаре Харата по такому делу, что нежелательное внимание стоило бы не привлекать совсем.

Но не зря говорят: мужчина, лишенный естественных удовольствий, будет искать им замены в собирании предметов и устраивании пакостей. Вот и почтеннейший Бишр развлекался как умел — его страсть к редким камням вошла в поговорку. Про пакости тоже многое рассказывали.

А кроме того, случившееся на базаре не добавляло лекарю хорошего настроения. Проклятый юнец оставил их с носом, и столь тщательно подготовленный план действий можно было забыть как небывший.

Но к делу:

— Джамиль, позови Бехзада, — приказал Садун одному из айяров, сидевших на корточках у двери лавки.

Тот сплюнул комочек гашиша и скользнул в обвисшие старые двери.

А евнух, тем временем, допил чай, наморщил желтоватое личико и проскрипел:

— Кто этот достойнейший молодой человек, столь не вовремя встретивший нашего… эээ… гостя?

— Это Элбег, сын Джарира ибн Тулуна Хумаравайха, — сухо отозвался Садун ибн Айяш.

— Элбег?.. — наморщился смотритель халифского харима.

— Когда он приходит в масджид, он называется Абдаллахом. Или Убайдаллахом. Или еще как-нибудь… правильно… — тонко и злобно усмехнулся лекарь.

Евнух залился высоким козлячьим смехом:

— Ха-ха-ха… правильно… ха-ха-хххааа… А вам лучше не попадаться на язык, почтеннейший!.. ха-ха-ха!..

Садун ибн Айяш, однако, не выказывал никакой веселости. Дождавшись, пока его собеседник отсмеется, он тихо проговорил, задумчиво поглаживая бороду:

— Если эту… тварь… перехватили, значит, люди ибн Тулуна давно за ней следят. Возможно, судьба не отвернулась от нас, а напротив, помогла не совершить опрометчивый шаг…

— Опрометчивый?.. — усмехнулся евнух. — Вы называете убийство среди бела дня «опрометчивым шагом»?

— Это… существо… — рот Садуна брезгливо скривился, — нельзя убить простым оружием. Возможно, его нельзя убить даже особым оружием.

— Неважно, — обрюзглое личико капризно сморщилось. — И мне также совершенно неважно, зачем Госпожа приказала мне прибыть сюда и сидеть с вами на грязном базаре, глядя на то, как ваши наемные убийцы…

Голос досточтимого Бишра сорвался в шипение. А лекарь, напротив, просиял и улыбнулся: