Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

Она присела прямо на мостовую, обхватила седую голову руками.

— Я устала… — пробормотала Инна. — Чертовы нанороботы, что снуют во мне — они уничтожили весь мир, но они поддерживают жизнь в нас с тобой. Почему они не могут убить воспоминания? Я хочу все забыть… я просто хочу все забыть…

— Может, так и надо? — осторожно спросил Ярик, присаживаясь рядом. — Мир очистился от скверны, остались только мы вдвоем… чтобы дать миру новую жизнь… как Адам и Ева…

— Я хочу ребенка… — пробормотала Инна, раскачиваясь из стороны в сторону. — Но у меня забрали и это… Почему эти малютки, которые могут изменить тело, не могут вылечить бесплодие? Я хочу ребенка, слышишь, Ярик?

Ее лицо разглаживалось — нанороботы возвращали телу Инны былую красоту. Зеленые глаза сверкнули как два изумруда.

Инна встала и толкнула Ярика в грудь.

— Ты слышишь?

Он поднялся, несмело улыбнулся. Ярик не знал, что сказать.

— Что, не можешь помочь мне? Да ты ничего не можешь… урод! Да, урод! Думаешь, я не знаю, каким бы ты был, если б не эти роботы? Маленький прыщавый урод, ублюдок чертов! Я видела фотографию, которую ты прячешь в своей квартире.

Нервы вздрогнули, как гитарная струна, боль прошила сердце Ярика тупой цыганской иглой.

Ну что ж…

Лицо его плавилось, изменялось, кости ныли, подчиняясь приказу хозяина. В мозгу бушевал ураган.

Менять тело — это все-таки больно.

Глаза — новый цвет.

Руки — короче пальцы.

Грудь — впалая.

Ноги — кривые, узловатые.

Прыщи… как глупо, даже их надо вернуть…

Перед Инной стоял худой нескладный парнишка в обвисшем черном костюме.

— Привет, Инна, — поздоровался с ней Ярик. — Да, я такой. Отец в свое время здорово потратился на нанороботов, которые сейчас живут во мне. Которые позволили мне стать… становиться тем, кем захочу. Я случайно остался в живых после того, как закончилась война. Встретил тебя — к этому времени я уже умел изменять внешность. Ведь именно из-за этого ты и влюбилась в меня, правда, Инна?

Он стоял перед ней не в силах поднять глаза.

А когда все-таки решился — увидел, что Инна плачет.

— Солнце мое… — прошептала последняя девушка на Земле.

Она плакала.

И еще менялась.

Ее тело плыло, корчилось в судорогах, стонало от боли: кожа стала болезненно-бледной, грудь маленькой, руки кривыми и непропорциональными. То же случилось и с ногами — одна короче, другая длиннее.

Новое тело явно не было приспособлено для жизни — Инна вскрикнула и упала ему на руки.

Ярик обнял свою девушку, машинально погладил ее по волосам, которые стали вдруг сухими и ломкими.

— Я была такой, — прошептала Инна. — У меня был ДЦП — детский церебральный паралич. Когда появились эти нанороботы… мои родители собрали последние гроши… малютки-роботы вылечили мое тело… была война… я пряталась в бункере…

Она плакала у него на плече, шептала что-то бессвязное, хватала кривыми руками его узкие плечи.

Оба они были уродами.

Но Ярик вдруг впервые за столько лет почувствовал себя счастливым.

— Спасибо, Инна… — ласково прошептал он.

Она подняла к нему заплаканные глаза.

— За что?

Он улыбнулся:

— За правду… за твои слезы… за то, что ты обнимаешь меня…

Инна улыбнулась сквозь слезы и пробормотала:

— Не будь ребенком, Ярик…

Он посмотрел на старинные электронные часы и тихо сказал:

— Я хочу быть ребенком, Инна… ведь только это и заставляет нас забыть… все эти годы… все это время…

— Тогда тс-с-с!.. Не спугни наше детство… 1:23

2:34

3:45

— Раз-два-три-четыре-пять…

— Вышел зайчик погулять… сколько мы еще так будем стоять, Ярик?

— Сколько угодно, Инн… у нас полно времени…

Ростов-на-Дону, Россия

ПРОБЛЕМЫ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ

Алекс Тивирский

Заповедник

Привычная толчея городского транспорта. Сотни примелькавшихся лиц. Годы мы ездим так — на работу, с работы. Знаем траекторию друг друга. Этот выйдет здесь, на следующей войдет курносая студентка. А следом — старушенция в развалившихся кедах (кто-то из внуков отдал?). Она таскает эту обувку уже года полтора. И вечные колготы плюс неопрятный платок. И слезящиеся глаза. Рядом примостится мужик — в деловом костюме, но воняет, как грузчик. Ему выходить через две — сразу подойдет к киоску, купит газету, уткнется в спортивную колонку. Дальше я не увижу — в серебряный вагон хлынет толпа. И «томно» задышит в затылок смазливая блондинка (дешевые духи, ядовито-сиреневая помада, затертая сумка). А сопливый мальчишка будет снова лепить кусочек розовой жвачки на сиденье. И кто-то обязательно сядет на этот размазанный кругляшек. Ругнется, попытается отодрать прилипшую намертво сладкую резину…

Иногда в вагоне появляется Кто-то Из Них. Неизменно в очках. Глазеет на нас, хлопая себя по груди — не то восторг, не то недоумение. Поди Их разбери.

Лет пять назад появились у нас. Братья по разуму, чтоб им… Приняли нас в какой-то «галактический союз» — а толку? Мы все равно так и останемся на своей планете. Нас не выпускают. Каждый день сотни, да что там — тысячи звездолетов приземляются и взлетают. Из разных миров. А нам туда хода нет. «Нельзя, — говорят. — У вас тут заповедник. А у нас там дикая жизнь».

Как же, «заповедник». Нашли себе цивилизацию, не тронутую высокими технологиями жизни, и теперь глазеют на нас. Как на дикарей. А очки зачем? Да кто знает? Много слухов ходит. Одни говорят — солнце у нас слишком яркое. Другие думают — это Они так защищаются от местных микробов. Сделали, мол, себе защитные поля и вмонтировали в стекла, чтобы наше сознание не корежить тем фактом, что заразные мы все поголовно. А в очках вроде бы прилично.

Нам не дают это чудо техники. Много чего дали — сотни полезных технологий. Даже летучие вагоны, на которых я теперь домой за считанные минуты добираюсь. Лекарства — любые. Стоит нам только заикнуться — сразу тонны медикаментов. Приборов. Их долбаные специалисты обучают наших, как этим добром пользоваться.

Даже оружие — и то привозят! У Них кое-где настоящие звездные войны бушуют — таких пушек навезли, изверги галактические, уму непостижимо. А очки — ни в какую.

И всегда, что бы где ни заваривалось, поганцы эти инопланетные — тут как тут. Наблюдают.

Смотрят, как мы убиваем друг друга. А потом лечим или восстанавливаем. Их же методами.

Сволочи! Ненавижу их.

Не-на-ви-жу!!!

И Они это знают, чувствуют. Морды свои очкастые от меня воротят.