Бронислава Вонсович - Плата за одиночество

В крошечной кухне, отодвинуться от внезапно взбесившегося инора было некуда, хотя и очень хотелось. Выглядел Петер страшно, он даже кулаки сжал и угрожающе тряс ими перед моим лицом. Я зажмурилась, чтобы ничего этого не видеть.

— Извините, Штефани, я вас напугал, — покаянно сказал он. — Но если бы вам показали, в каком виде ее нашли, вы бы меня поняли.

Я открыла глаза. Он уже сидел за столом, обхватив голову руками и покачивался от переизбытка эмоций.

— Не надо об этом вспоминать, Петер.

— Возможно, когда пройдет время, я смогу не думать об этом постоянно, — глухо пробормотал он. — Но пока у меня перед глазами так и стоит эта картина. Ее тело в морге на столе. Все в крови, но такое безжизненное. Если бы я…

Он закрыл лицо руками и зарыдал. Смотреть, как плачет взрослый мужчина, было совершенно невозможно, и я бросилась его утешать.

— Петер, ну что вы в самом деле, — неловко бормотала я, поглаживая его по плечу. — Успокойтесь.

Но он и не думал успокаиваться, он уткнулся мне в плечо и зарыдал еще горше. Я растерялась. До этого дня я ни разу не видела людей в подобном состоянии. В приюте достаточно было просто упомянуть сестру Терезу, как слезы высыхали, а истерика заканчивалась, не начавшись. Слишком жестко наказывали за такое проявление чувств. Но на Петера упоминание монахини вряд ли произведет нужное впечатление. Поэтому я просто его поглаживала и говорила слова, которые должны успокаивать. Он прижался ко мне и обнял, ища утешения, а потом запрокинул лицо вверх и стал в меня всматриваться, будто ища что-то важное. Он выглядел таким несчастным, таким потерянным, что хотелось его утешить хоть чем-то. Может быть, поцеловать? Я вспомнила, как в приюте девочки перешептывались о волшебных свойствах поцелуев. И мне вдруг незамедлительно захотелось это проверить. Казалось, и Петер потянулся ко мне, когда в дверь неожиданно постучали.

Глава 19

Гостем, лишившим меня возможности правильно утешить Петера, оказался Эдди. Пришел он не просто так, а с картонной коробкой с изображением торта в обилии кремовых украшений, главным образом — розочек. Но этих розочек ему показалось мало, так как во второй руке инор держал букет и вид имел непривычно-торжественный. Пока я пыталась прийти в себя от этой картины, Эдди узрел за моей спиной Петера, нахмурился и сказал:

— Гроссер, ну это уже наглость. У тебя только что убили любимую женщину, а ты уже шляешься по чужим.

— Я сам не знаю, что меня сюда привело, — неуверенно ответил Петер.

— Что бы ни привело, пусть назад уводит, — сурово заявил Эдди. — Ты мне здесь совершенно не нужен. У меня планы на этот вечер, а ты мне их портишь.

Планы Эдди на этот вечер никак не могли совпасть с моими собственными, что я тут же постаралась ему объяснить как можно более доходчиво.

— Инор Хофмайстер, я с вами наедине в квартире не останусь, — твердо сказала я.

— С ним наедине можешь? — угрожающим жестом ткнул он в сторону Петера. — А со мной — нет?

— Он не успел себя показать с плохой стороны, — напомнила я.

— Вот именно, что не успел, — проворчал Эдди и всунул букет мне в руки.

Букет я взяла, наверное, от неожиданности. После этого держать Эдди на пороге показалось не совсем приличным, да и Петер не собирался уходить, поэтому я неохотно посторонилась и впустила второго гостя. Он довольно заулыбался и направился прямиком на кухню. Я закрыла дверь и прошла за ним. Цветы нужно было куда-то поставить, ничего подходящего у меня не нашлось, и я использовала под них старую кастрюлю, одну из тех, что дала Сабина. Букет сразу потерял свою торжественность.

— У тебя вазы нет? — удивился Эдди.

— В приютском наборе почему-то не было, — ответила я.

— Так бутылку возьми, — предложил он. — Выбери такую, чтобы горлышко пошире было.

— Инор Хофмайстер, откуда у меня в квартире бутылки? — возмутилась я.

— Мало ли, от предыдущей хозяйки остались, — хохотнул он, посмотрел на несчастного Петера и сразу расхотел шутить. — Гроссер, да не страдай ты так, не стоила она того.

— Откуда тебе знать? — зло ответил тот. — Стоила, не стоила. Ты ее не знал совсем.

— Я ее поболе твоего знал, — с вызовом сказал Эдди.

Богиня, еще не хватало, чтобы они здесь начали выяснять, кто лучше знал покойную и каким образом это знание получил! Петеру только известия о том, что Сабина и Эдди были любовниками, не хватало!

— Иноры, давайте попьем чай, — я попыталась их отвлечь. — Инор Хофмайстер, вы собираетесь унести свой торт назад или я могу его порезать?

— Что я, туранец, чтобы ходить с тортами взад-вперед, — фыркнул он. — Режь, детка, не стесняйся. Тебе понравится. А вот Гроссер, чувствует мое сердце, не ест сладкого.

— Ем, — с вызовом ответил Петер.

— Ну и хорошо, — похлопал Эдди его по плечу. — Сладкое, говорят, сердечные раны склеивает на раз-два. Но у Штеффи чтобы я тебя больше не видел, а то…

— А то что? — неожиданно жестко спросил Петер.

Он весь подобрался, как кот перед прыжком, и совсем не напоминал того убитого горем вдовца, который пришел ко мне совсем недавно. Очень уж сильные отрицательные чувства вызывал компаньон иноры Эберхардт у моего первого гостя. Настолько сильные, что Петеру хотелось с ним подраться, чтобы хоть немного выплеснуть наружу бушевавшее внутри.

— Гроссер, тебе одной продавщицы Маргареты за глаза хватит, — нагло ответил ему Эдди. — Зачем тебе вторая, ты же по Сабине страдаешь?

— Инор Хофмайстер, как вам не стыдно! — попыталась я его призвать к порядку. — Прекратите издеваться над Петером!

— А что я такого говорю? — возмутился он. — Чистую правду. Если Сабина такая вот вся из себя чистая и непорочная была, то что он сейчас делает в этой квартире?

— Здесь нашли платье Марты, — неожиданно сказал Петер.

Эдди поперхнулся тем, что рвалось из него наружу в борьбе за место возле меня, и удивленно уставился на Петера.

— Чушь, — заявил он. — Как платье Марты могли найти у Штефани, если они даже знакомы не были?

— Не у меня, у Сабины, — пояснила я. — Она разрешила мне пользоваться теми вещами, что висели в шкафу. Среди них было и Мартино платье.

Пока Эдди пытался переварить мое сообщение, мне удалось порезать торт и разложить по тарелкам. При этом я невольно вспомнила Сабину. Если бы не она, никаких тарелок у меня не было бы. Почти все деньги, что мне выдавала инора Эберхардт, так у нее в магазинчике и остались после покупки крема. За замену которого мне никто спасибо не скажет. Но если бы я этого не сделала, то потом не смогла бы себе простить, если бы что-то случилось.