Андрей Сердюк - Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина

Мурке с её пулемётом выпала диспозиция на насосной станции. К этой бетонной будке через дорогу верхом подходила труба, по которой кипящая минералка добиралась до ванн местного санатория. Выбранный для засады участок дороги обстреливался с этой небольшой, но всё же высоты прекрасно. Виктор бы сам там залёг, чтобы картину боя видеть в полном объёме, но труба имела свищи и пробоины, из которых струил густой сероводородный дух, выдержать который не всем было под силу. Мурке же, смолящей беспрестанно «Беломором», был этот запашище нипочём. Поэтому вот так.

Сам Виктор залёг на обочине слева от «таблетки», которой перегородили дорогу метрах в пятидесяти от поворота. При себе определил Артиста. Спрятал его за покрытый серым лишайником валун.

А Йоо залегла в канаве напротив, с той стороны щербатого полотна. Вместе с Дюком.

Ждать пришлось не более часа.

Первым услышал звук моторов натурфилософ, то бишь сын природы, плоть её от плоти, китаец Ли. А как услышал, так и передал по рации «два нуля четыре». Мурка подтвердила, что видит, как банда наползает к повороту колонной из трёх «кукурузеров». Виктор приказал не дёргаться, огонь самостоятельно никому не открывать, — ждать приказа.

И отработали, как учил орденоносец Ваха.

Виктор дал отмашку, когда первый внедорожник прошёл поворот, второй был на повороте, а третий только начинал поворачивать. Ли подбил из гранатомёта последнюю машину, Лётчик перевернул первую. Второй уже было не туда не сюда.

Дым, огонь, металлический скрежет.

Дальше уже пошёл расстрел младенцев. Но работы было. Всё-таки из машин выскочила не мало не много, а человек двадцать-двадцать пять. И все с оружием.

Ли, Лётчик и сам Виктор вели прицельный огонь. Аккуратно и хладнокровно.

Живые факелы тушила из пулемёта Мурка. И это было высшей степенью милосердия.

Артист расстреливал воздух. Утренний упругий воздух трещал по швам от этой его пальбы.

Йоо как заведённая швыряла свои легированные сюрикены… Свистящие звёзды падали точно. И кучно. Желание успевали загадать не все.

Несколько уцелевших метнулись в лес.

Пошла азартная игра в казаков-разбойников. Приговор Высшего Суда, Суда, где в присяжные были вызваны все от рук бандитов пострадавшие, а в свидетели — все невинно ими убиенные, нужно было привести в исполнение в отношении всех. Приговор этот был суров. Но справедлив. Суд присудил-отмерил каждому по совокупности совершённых им преступлений. И хотя, конечно, с учётом принципа частичного поглощения наказаний, но всё равно — всех в высшей мере.

И шла охота. Не на волков. А на кого похуже. И чей-то тихий голос сквозь крики и пальбу вкрадчиво объяснял рафинировано ойкающим наблюдателям суть всего происходящего:

«В заповедье богами забытом,где природа не знает имён,укрепляем осмысленным бытомобветшалые связи времён».

Минут через сорок бешеный собачий лай и стрельба прекратились. С братством волка было покончено. Воины Света начали выбираться по одному на дорогу. И пошёл контрольный осмотр. Пленных брать не пришлось. Некого было.

Виктор искал среди мёртвых тело атамана. Только он один знал его в лицо. Только сам и мог его идентифицировать. Но пока не находил.

И уже вскоре выяснилось, что среди мёртвых Шоно нет.

Неужели остался в усадьбе? Всё может быть. Хотя, конечно, оборот незапланированный.

Но делать нечего, и Виктор отдал приказ грузиться. Поедем, мол, искать.

Но когда сам уже собирался было в машину нырнуть, тут в метрах сорока он и вышел из леса. Человек. Шоно. Прошёл сквозь чёрный дым догорающих шин, махнул рукой и крикнул: «Только ты и я».

И Виктор пошёл ему навстречу. Не спеша, но и не менжуясь.

Встретились глазами. Всё-таки не зря Волком назвали. Звериный взгляд. И оскал такой же. Но ничего, — на всякого волка найдётся свой волкодав.

Ну что, мой серый человек, начнём, помолясь?

Шоно нехорошо улыбался. Расшитая бисером кобура, из которой торчала, белея слоновой костью, рукоятка кольта, бала предусмотрительно расстёгнута. Пальцы бандита нажимали на невидимые клавиши, исполняя тревожную мессу. Желваки на скулах играли свою злую финальную игру.

И миг звенящей тишины.

За спиной Шоно из-за качающихся верхушек сосен вдруг выглянула алая каёмка солнца и ослепила Виктора. Он зажмурился. В это мгновение коварный Шоно и выхватил свой револьвер. Но фора его была бита, — Виктору не нужно было ничего ниоткуда выхватывать. Он сложил из пальцев «берету» и, практически не целясь, дал серию из трёх выстрелов. Тёмный силуэт отшвырнуло убойной силой назад, в клубы дыма.

Вот и всё.

Виктор сдул дымок со ствола, круто развёрнулся на каблуках и походкой восточно-деревянного Клинта пошёл к машине. Дело было сделано. Конец кино. Можно расслабиться. И пропустить титры. Улыбнись, девонька.

Но девонька закричала. Закричала в ответ на крик, раздавшийся сзади. И два крика слились в один.

Кричал восставший из ада Шоно. Раненым зверем кричал. Выл.

И кричала Йоо. Дико кричала.

Виктор повернулся. Навстречу пуле. И… без вариантов.

Но тут закалейдоскопило. Заслоняя его от смерти, вперёд выскочила безбашенная Йоо. А уже спасая её, сбивая её с ног, откуда-то сбоку, выпрыгнул китаец. Это был невероятный прыжок. От того места, где Ли стоял, до вот этого… Нет, это было физически просто невозможно. Но крадущийся тигр превратился в летящего дракона. И пулю Шоно остановил грудью именно он.

В ответ на этот из преисподней выстрел раздалось несколько прощальных очередей. И от Шоно остались только алое кружево. С ним было покончено. Уже окончательно.

Но только Ли он всё же забрал с собой. Храбрый китаец не признавал бронежилетов.

Он умер через три-пять-семь-одиннадцать минут на руках у Виктора. Он действительно умер. Но, правда, обещал вернуться. Птицей Юн, например. Или весёлой черепахой. Или весенним липким ветром. Или настырным тополиным пухом. Или таким же нежным снегом, который вдруг повалил сейчас на них из растревоженных боем облаков. Ну, да, снегом… Или кем-нибудь или чем-нибудь ещё. Неважно. Важно, что он обязательно вернётся. Ибо не завершён ещё его круг. А значит, всё продолжается.

И поэтому просил он девочку Йоо не плакать. Ведь Воинам Света не пристало плакать. Ведь Путь саму…

Но Йоо не смогла удержаться. И Артист тоже захлопал заблестевшими ресницами. А Мурка закурила. А Лётчик от досады разрядил рожок по равнодушным к людскому горю вершинам. И на двух из них сошли лавины. И собачий вой грозным эхом ещё долго гулял по долине от левой гряды до правой, разнося весть о прекрасной смерти китайца Ли.