Филипп Керр - Джинн и воины-дьяволы
— Очень интересно. — Нимрод и доктор Сахерторт удивленно переглянулись.
— Я много чего выяснила, пока жила двенадцать лет без тела. Я потратила целых два года на изучение Багдадских законов. Я проштудировала не «Краткий курс», не ККБЗ, который составил господин Ракшас, а полную оригинальную версию. Все двести томов. Если бы Айша удосужилась их прочитать, она бы выяснила, что там подробно говорится о тридцати днях, которые джинн женского пола должна провести в Иравотуме, чтобы физически превратиться в Синюю джинн Вавилона. Но там ничего не сказано о том, что дух ее тоже должен все это время пребывать вместе с телом. Это же очевидно! Странно, что никто не додумался до этого прежде.
— Ты хочешь отделить дух от тела на время превращения в Синюю джинн? — Нимрод опешил. — Ты предполагаешь, что моя мать могла стать Синей джинн и не утратить при этом любви ко мне и к моей сестре Лейле?
— Я не предполагаю, — сказала Фаустина. — Я это точно знаю. Добравшись до Вавилона, я оставлю там свое тело на тридцать дней, а сама тут же куда-нибудь отправлюсь. Например, на гору Олимп. Говорят, это хорошее место для духов и призраков.
— Значит, ты уверена, что превращения затронут только тело? А дух останется неизменным? — уточнил Нимрод.
— Именно. Я могу стать Синей джинн и остаться при этом самой собой. Правда, здорово?
— А как же ты обретешь способность беспристрастно судить джинн? Как сохранить равновесие между добром и злом? — спросил Нимрод.
— Судьи же справляются, — ответила Фаустина. — Они выносят жестокие приговоры, следуя букве закона, но сами при этом не жестокосердны. Люди практикуют это уже много веков.
— То есть и волки сыты, и овцы целы! — радостно заключил Нимрод.
— Да! Правда, замечательно? — Фаустина улыбнулась Филиппе, а затем и Финлею с Джоном в одном лице. — Поэтому я и приглашаю всех ко мне в гости в Берлин.
— Здорово, — хором сказали все трое.
— Что ж, должен признаться, из всех сегодняшних новостей эта — самая приятная, — сказал Нимрод. Он взглянул на доктора Сахерторт. — Ты, и раньше об этом знала, Дженни?
— Ну что ты! Впервые слышу. — Доктор Сахерторт покачала головой. — Жаль, что никто не выяснил этого раньше. Тогда вы с Лейлой могли бы не стать сиротами при живой матери.
— Вот именно, — тихонько сказал Нимрод.
— Да, кстати, — сказала Фаустина. — Мне надо торопиться. Иначе Лейла превратится в Синюю джинн вместо меня, причем окончательно и бесповоротно. Жаль, что тут нет Дыббакса. Я бы хотела повидать его снова, прежде чем уеду.
— Смотри хоть каждый день, — сказал Джон, указывая рукой Финлея на телевизор. — Вот, любуйтесь.
Все сгрудились у телевизора, на экране которого был Дыббакс — в обалденном черном, украшенном бриллиантами комбинезоне. Он как раз исполнял захватывающий фокус. Зрителю крупным планом демонстрировали, как на ладони у зрительницы откуда ни возьмись появляется мышь. Сидевшая в студии публика приветствовала чародея оглушительными аплодисментами.
— Дыббаксом он, правда, больше себя не называет, — сказал Джон. — Теперь он — Джонатан Таро. Телезвезда. В любом номере любого журнала или газеты можно наткнуться на его физиономию.
Нимрод огорченно покачал головой.
— Дыббакс, Дыббакс, — сказал он со вздохом.
— Я пробовала отговорить его от этого позорища, — сказала Дженни Сахерторт. — Но он и слушать не хочет. Я даже пыталась наложить на него заклятие. Но его джинн-сила растет не по дням, а по часам, и мне уже с ним не справиться.
— Ну, с джинн-силой у него всегда было неплохо, — сказал Нимрод. — Со здравым смыслом похуже.
— А чего ты ожидал? — Доктор Сахерторт пожала плечами. — Забыл, кто его отец? — Она виновато улыбнулась Фаустине.
— А Дыббакс хитер. Заставляет всех поверить, что это — настоящий фокус, — сказал Джон. — Ну, вы понимаете… Не наши дела, а просто фокус. Хороший фокус.
— Если бы люди поняли, что он и вправду создает мышь, а не прячет ее в рукаве, — произнесла Филиппа, — у них бы, наверно, крыша съехала. Все их представления о мире были бы разрушены.
— Мудро сказано, Филиппа. — Нимрод кивнул. — В том-то и опасность того, что делает Дыббакс. Если он проколется, зайдет слишком далеко, люди поймут, что это вовсе не фокусы.
В этот момент на экране показывали публику, неистово хлопающую в ладоши, фокус и вправду мог потрясти любого человека. Но отнюдь не Джинн. Среди публики сидел светловолосый человек с бородкой клинышком, в странноватом белом пиджаке. Это был Адам Аполлониус.
— Дыббакс, похоже, не понимает, как опасно пользоваться джинн-силой столь расточительно, — сказал Нимрод. — Если тратить ее каждый день, да еще на дешевые фокусы, последствия могут оказаться весьма и весьма серьезными.
— Неужели ты думаешь, что я ему об этом не говорила? — сказала доктор Сахерторт. — Он ответил, что его это нисколько не волнует. И вообще — это его жизнь, и он волен распоряжаться ею по своему усмотрению. — Она вздохнула. — И как должна поступить в этом случае мать? Я, например, не знаю. Пригрозить, что им займется отец? Увы, это не наш случай. Тем более теперь он знает, что его отец ему вовсе не отец. А на меня он теперь вовсе не обращает внимания. Все мои уговоры как об стенку горох. А ведь я на него всю жизнь положила!
Все, кроме Джалобина, продолжали молча смотреть телевизор.
— Эй, гладите, — вдруг воскликнула Фаустина. — Вон там! Это тот самый человек из пещеры, где была пирамида и серебряное озеро. Тот, кто сказал слово дун си. — Она ткнула пальцем в экран. — Вот он.
Фаустина указывала на мужчину, сидевшего рядом с Адамом Аполлониусом. Но камера почти сразу вернулась на сцену, к сияющему Дыббаксу, и только Филиппа успела разглядеть сурового молодого человека, которого имела в виду Фаустина. И Филиппе тоже показалось, что она видела его прежде — На прошлое Рождество, в Нью-Йорке, на турнире по джиннчёту. Как же грубо он выругался, когда она победила его в первом раунде. У нее даже начали гореть уши, когда она стала вспоминать все гадости, которые он наговорил ей, покидая гостиницу «Алгонкин».
Адам Аполлониус сидел рядом с Радьярдом Тиром, одним из сыновей предводителя ифритцев Иблиса, то есть единокровным братом Дыббакса. Мало того! Филиппа успела заметить, что за Радьярдом сидит еще один знакомый ей ифритец, тоже очень противный, — Палис-пятколиз. Она тут же сообщила об этом Нимроду и доктору Сахерторт.
— Теперь я и в самом деле очень волнуюсь, — призналась доктор Сахерторт.
— Успокойся, милая, — сказал Нимрод. — Успокойся. Может статься, не все так плохо, как кажется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});