Академия Сердцеедов. Охота (СИ) - Полина Верховцева
— Надеюсь, это больше не повторится, — сказал он напоследок, — это было так нудно, что словами не передать. Я чуть не сдох от скуки.
Я тоже в долгу не осталась:
— И не говори-ка. Я всегда знала, что блондины умом не блещут, но, чтобы настолько…
На этой жизнеутверждающей ноте и разошлись.
Тандем из нас не получился, и я искренне молилась, чтобы нам больше не доставалось таких объемных и сложных заданий. Это невыносимо, утомительно и вообще я не люблю глистов, особенно белобрысых.
По возвращение в комнату, меня ждало письмо на столе.
— Комендантша передала, — сообщила Кайла.
Я открыла небольшой аккуратный конверт и достала оттуда вдвое сложенный серый лист. Там надпись.
Я спрятал
Понятно, Верано никак не успокоится.
Перевернула лист в поисках продолжения, но нашла только ехидное:
Первые пять дней подсказок не будет. Сама.
— Ну замечательно, — проворчала я, смяла злосчастную записку и уселась за стол.
Впереди меня ждал очередной скучный вечер в обнимку с тетрадями и учебниками.
Мне предстояло написать два эссе, выучить энергетические контуры от магистра Хейдена, просчитать две таблицы по математике. Потом надо было подумать о том, где Верано мог спрятать амулет в этот раз, а еще поразмышлять над тем, зачем магистру моя руна.
В общем столько дел, столько дел… что открыв учебник на первой странице, я начала зевать. А потом и вовсе уткнулась лицом в картинку и, сонно пробормотав подруге:
— Я минутку посоплю, — отрубилась.
И снилось мне что-то непонятное. Сначала лес с пожухлой травой и опустившимися до земли, усталыми ветвями, старый дуб, у которого был отогнут пласт сухой корф. Я зачем-то заглянула внутрь и оказалась огромное темном помещении. Зловещие полукруглые своды и шум воды. В этом сне не было никого кроме меня, а еще холода и страха, и когда я дернулась, стремительно просыпаясь, у меня по рукам бегали огромные мурашки.
В нашей комнате было тепло и светло, сквозь усовершенствованное окно лениво пробивалась идущая на убыль луна, а на другом конце стола, покусывая кончик карандаша сидела Карла. Все хорошо. Это просто дурацкий сон.
Постепенно сердце успокоилось и перестало заполошно метаться в груди, мурашки улеглись, и я принялась за работу, чувствуя внезапный прилив сил. И в этот раз мне вспоминались не проблемы, а то, как первокурсники поддержали меня с листовками, Хеммери и его сияющие глаза.
Раздался стук в дверь.
— Открой, это к тебе, — пробубнила Кайла, не отрываясь от тетради.
— А может к тебе?
— Все равно открой, — она зажала уши руками, чтобы не слышать моих причитаний и начала вслух проговаривать только что заученное правило.
Такая вредная бывает! Так и покусала бы.
Открыв дверь, я никого не увидела. Но возле нашей комнаты стояла коробка, перетянутая серой лентой с таким же серым бантом. Таким унылым, что даже при большом желании язык не поворачивался назвать его праздничным.
— Что там? — за спиной послышался голос Кайлы.
Я взяла коробку. Не смотря на объем она была на удивление легкой:
— Вот.
— Ах это… Это мое.
Подруга сморщилась, будто откусила пол лимона и, отбросив в сторону карандаш, поднялась из-за стола.
Я отдала ей коробку и, вытягивая шею от любопытства, наблюдала за тем, как небрежно и даже грубо, она дергала несчастную ленточку.
— Ты что! Это же подарок…наверное.
— Еще какой.
Кайла откинула в сторону крышку и, не особо церемонясь, вытащила что-то красное и пышное. Повертела в руках, прежде чем нашла нужную позицию, встряхнула и продемонстрировала мне платье.
— Это мачеха прислала. Для осеннего бала.
— Такое красивое, — я с опаской и нескрываемым восхищение прикоснулась к бархатной ткани.
У меня таких платьев отродясь не было, а Кайла смотрела на него так, будто перед ней грязная половая тряпка.
— Я не ношу красное. Потому что в нем моя кожа приобретает пунцовый отлив, и я выгляжу, как чучело. Мачеха прекрасно об этом знала и специально такое прислала. Это не забота, это насмешка. Она никак не уймется и не может смириться с тем, что я вырвалась из ее западни.
Подруга скомкала платье и запихала его обратно в коробку.
— У меня достаточно денег, чтобы сходить в город и купить себе то, что нужно. А это я завтра вынесу на помойку.
У меня аж сердце сжалось от такого кощунства. Да, мачехи — создания коварные, но платье-то ни в чем не виновато. Оно и правда красивое.
— Кайла, — прошептала я и покраснела, — если оно тебе не нужно…я подумала…может…
— Хочешь его себе? — спросила она, правильно истолковав мое смущенное кваканье, — забирай.
— Честно?
— Конечно. Ты темненькая, на тебе оно будет смотреться хорошо. Померяй.
Не заставив себя упрашивать, я торопливо облачилась в платье и обомлела от того, как хорошо оно село по фигуре.
— Хм, а ты красивая, — одобрительно кивнула Кайла. Показала мне два больших пальца и вернулась к учебникам, — оно твое.
Я еще долго крутилась перед зеркалом и охала от восторга. Хеммери точно обомлеет, когда увидит меня на балу в этом наряде!
А жизнь-то налаживается…
Глава 14
Следующее утро началось с резкого стука.
Спросонья, не понимая, что к чему, я скатилась с кровати, пребольно ударившись боком об пол.
Кайла только оторвала голову от подушки, хмуро на меня посмотрела и, перевернувшись на другой бок — снова спать.
Я же, кряхтя и охая, поднялась с пола и похромала открывать. Очень хотелось высказать этому утреннему стукачу все, что я о нем думаю. Однако за дверью никого не обнаружилось, я даже в коридор вышла, чтобы лучше осмотреться, но общежитие спало.
Запоздало сообразив, что возможно стучало вовсе и не к нам, а может даже и не в дверь, я вернулась в комнату. Налила из стеклянного графина стакан воды и подошла к окну.
Стрелка на часах едва перевалила отметку «четыре», и запаздывающий осенний рассвет еще только начинал подкрашивать горизонт паутиной светлых разводов.
Я всегда любила утро. В зарождающихся сумерках была своя прелесть, наполненная предвкушением нового дня, и воздух был особенный — он будто звенел, принося с собой отголоски подступающих перемен.
Сейчас бы на пробежку, но комендантский час никто не отменял.
А сон уже ушел, так что передо мной стояла выбор — либо сесть за стол и что-то повторить к сегодняшним занятиям, либо лечь обратно в кровать и просто валяться оставшееся до подъема время, предаваясь фантазиям о том, как вытянется физиономия у Хеммери, когда через
