Елена Хаецкая - Новобранец
А может быть, и нет. Мама всегда представлялась Денису существом иррациональным. Даже в детстве, когда она для него заключала в себе почти всю обитаемую вселенную.
Эльфийское зрение намного острее человеческого. Только спустя десять минут Денис начал различать вдали некую фигуру. Фигура эта то бежала по лугам, то останавливалась и принималась плясать на месте. Она кружилась и подпрыгивала в диком танце, а затем, раскинув руки, опять неслась навстречу всадникам.
Теперь у Дениса уже не оставалось сомнений: это была Этгива. Светлые, отливающие золотом волосы, фиалковые глаза и прочие достоинства. Он попробовал было посмотреть на нее глазами Арилье. Интересное упражнение для молодого человека, который пока что представляет себе любовь лишь теоретически. В порядке футурума.
Денис прищурился. О чем обычно думают влюбленные? Он попробовал вызвать в памяти стихи, которые они худо-бедно проходили в школе. Любовная там лирика Пушкина, все такое.
Оказалось, что поэты в основном перечисляют разные женские достоинства, которыми рассчитывают воспользоваться в самом ближайшем времени. Гибкий стан, ласковые губы, добрая душа, способность к пониманию. Исключение составляла «Незнакомка», но в общей атмосфере стихотворения скользила некая уверенность в том, что и эта дама, за известную мзду, согласится осчастливить поэта.
Денис затряс головой. Нет, так не годится. Надо попробовать сначала.
Он уставился на Этгиву.
Красивая, не отнимаешь.
Странная, но это придает ей пикантности. Как выражается мама, «с присыпочкой девочка». (Денис невольно поморщился — это выражение вдруг показалось ему страшно пошлым).
Ласковая? Сомнительно.
Хозяйственная? Вот уж точно — дудки.
Может быть, следует мысленно расчленить ее? Денис поднапрягся: грудь, шея, локти… хорошо, хорошо. Но фантазия не желала останавливаться и вместо того, чтобы явить воображению разные прелести, углубилась в дебри кишечника, почек, желудка…
«Наверное, я все еще ребенок, — с горечью констатировал Денис. — Предположим, это даже хорошо… Но все-таки — что он видит, когда видит Этгиву?»
Он вонзил пристальный взор в затылок друга, самозабвенно летевшего во весь опор навстречу возлюбленной.
И вдруг ослепительная вспышка света озарила все вокруг. Внезапно — на очень короткий миг — Денису открылась гигантская вселенная бесконечной жизни, удвоенной, утроенной, наполненной преизобильным бытием. Каждая мельчайшая частица этой жизни обладала глубочайшим смыслом — нечто подобное Денис видел и в лесу, но теперь это представало многократно увеличенным. И средоточием этого смысла была вторая жизнь, к которой так безудержно стремился теперь Арилье. Жизнь Этгивы.
В сознании эльфа не происходило никакого мысленного членения ее образа. И уж менее того — перечисления полезных для семейной жизни качеств.
Свет, заливавший весь мир, происходил от того, что эти двое молчаливо и добровольно согласились на обмен: твоя жизнь — на мою жизнь. Без условий и компенсаций, без вопросов и подсчетов выгоды.
Денис зажмурился. Перед глазами у него расплывались красные круги. Он натянул поводья, поехал шагом. Нужно было прийти в себя и отдышаться.
Денис догнал друга и его возлюбленную спустя минут пятнадцать. Арилье и Этгива вовсе не производили впечатления обезумевших от страсти любовников. Напротив, они беседовали очень спокойно, даже приятельски. Завидев Дениса, оба обрадовались.
Этгива потянулась к нему и, когда он к ней наклонился, поцеловала в лоб.
Денис смутился. Фиалковые глаза блеснули возле самых его глаз.
— Ну, — сказал Денис, — стало быть, это действительно Этгива. Мы тебя издалека заметили, только не были до конца уверены — кто это.
— Это я, — кивнула Этгива важно.
— Ну, — сказал Денис, — теперь ясно. Я пойду, пожалуй.
— Почему это? — удивился Арилье.
Этгива тоже посмотрела на Дениса с острым любопытством, как будто юноша только что ляпнул какую-то сверхъестественную чушь, и Этгиве хотелось бы проникнуть в психологию человека, способного на подобные глупости.
— Ну, — сказал Денис, заливаясь мучительной краской, — вам, наверное, хочется побыть наедине. Третий, как говорится, лишний.
Этгива засмеялась с таким видом, словно знала некий секрет, которым ни за что не поделится.
Арилье весело улыбнулся (меланхолии как не бывало):
— Мы собирались отрабатывать удары копьем с седла, не забыл?
— Ну, — сказал Денис, опуская голову и глядя на счастливого друга исподлобья. — Но разве теперь все не переменилось?
— А что переменилось? Этгива с удовольствием посмотрит, на что мы с тобой способны, — заявил Арилье.
Денис замялся, но потом решительно произнес:
— Ну так вот что. Чтоб никаких там переглядываний, намеков и глупых смешков. Я знаю, на что способны люди… существа всякие… когда влюбляются. Вечно тискаются по углам, а другим, может быть, глаза девать некуда.
— Исключено, — сказал Арилье. — Я ведь верхом, а она — пешая. Да и с копьем в руке не слишком потискаешься по углам.
— И углов здесь тоже нет, — прибавила Этгива со смехом.
Денис понял, что эльфы в очередной раз выставили его дураком. И еще он понял, что совершенно не злится на них. И даже как будто не против побыть немного и дураком.
Некоторое время, позабыв об Этгиве, они то съезжались, то разъезжались, и Арилье показывал Денису, в чем его ошибки при захвате копья. Денис терпеливо поправлял захват, так что вскоре у него не осталось ни одной мышцы, ни одной связки, которые бы не ощущали усталости. Денис погрузился в смутные грезы о горячей ванне.
О такой, чтобы расслабила.
Арилье заметил рассеянность друга и, явно решив покарать невнимательность при тренировке, одним резким тычком выбил его из седла. Денис грянулся оземь спиной, искры брызнули у него из глаз, затем свет померк. Вот теперь он понял, что такое на самом деле — каждая косточка болит. Не в фигуральном, а в самом что ни есть прямом смысле.
Он застонал и скорчился. Арилье легко спрыгнул с коня, наклонился над другом.
— Цел?
— Нет… Скотина!
— Враг церемониться не будет, — назидательно произнес Арилье. — О чем ты, спрашивается, думал во время боя?
— О любви…
Арилье даже подскочил.
— О любви? Великий свет, да ты ведь даже не влюблен!
— Почем тебе… знать… скотина.
Денис почувствовал, как сильные руки приподнимают его за плечи и укладывают его бедную голову на колени. Он приоткрыл глаз и увидел в сумраке упавших на лицо волос ослепительные черты Этгивы.
Ее пальцы невесомо коснулись его висков.
— О, бедняжка. Конечно, он влюблен!
— Может быть, — безжалостно произнес Арилье, золотой эльфийский воин в поднебесье, с солнечным диском, нанизанным на копье, — но это не повод глупо погибнуть в очередном сражении.
— Я виноват, — сдался Денис. — Этгива, сделай милость… поцелуй меня.
Она без колебаний прикоснулась губами к его щекам.
— Теперь глаза…
Она засмеялась и дохнула ему на веки.
— Щекотно…
И тут Этгива резко дернулась, уронила голову Дениса на жесткую землю и завизжала. Звук был таким пронзительным, что Денису показалось, будто его мозг пронзило не менее десяти раскаленных игл. «Меня сейчас стошнит, — подумал он. — Вот будет позору-то».
Содержимое желудка, лабиринты кишок… И это — после явления абсолютной целостности любви! Лучше сразу смерть. Наверное. Спустя миг Денис уже не был так в этом уверен.
Он решился приоткрыть глаза.
Перед ним слегка колыхалась трава. А прямо над этой травой, в полуметре над землей, висела и визжала фэйри Ратхис.
Она была совершенно голая, и только пышные волосы одевали ее пламенной волной. Широко раскрыв рот и колыхаясь в воздухе, Ратхис самозабвенно верещала.
Потом визг затих.
Это произошло внезапно, и в мире воцарилась абсолютная тишина. Даже звон в ушах не в силах был нарушить ее.
Денис со стоном пошевелился и сел. Арилье стоял неподвижно, опираясь на седло. Конь двигал ушами и косился на хозяина с легким недоумением. Люди и эльфы, впрочем, всегда ведут себя как-то странно. Не так, как стоило бы.
Медленно, очень медленно фэйри опустилась вниз. Ее ноги коснулись травы, и она тотчас поджала босые пальчики с намерением вцепиться в былинки и закрепиться на них. Ее красные волосы колыхнулись и легли вокруг широким сплошным покрывалом. Только маленькое личико глядело вызывающе и почему-то обиженно.
Арилье приблизился, сел перед ней на корточки.
— Ну да, — прошептала Ратхис и высунула язык, очевидно, от волнения. — Ну да…
— Ты… — тихо сказал Арилье, касаясь ее волос.
Она вся сжалась под этим прикосновением, а затем вдруг расцвела.
— Тебе не противно?
— Ты — фэйри. Я должен был догадаться.
