Катарина Керр - Чары кинжала

— Подходит храм для работы? — спросил Обин.

— Да, конечно, — ответил Гверан. — Если бог позволит моей богине разделить с ним свое жилище.

— Я не сомневаюсь в том, что великий Бел позволит все, что поможет нашим людям. — Обина заморгал. — Ведь он прежде всего владыка всех богов и богинь.

Чтобы не вступать в пререкания, Гверан улыбнулся и опустился на колени перед шкурами. Он развернул их и расстелил на полу, затем лег на спину и скрестил руки на груди. Он заставил себя расслабиться. Обин преклонил колени у его ног. Старик двигался медленно и с трудом.

— Сможет его святейшество простоять на коленях всю ночь? — спросил Гверан.

— Его святейшество сможет сделать все, что должно в данных обстоятельствах.

Гверан поднял взгляд на потолок и стал наблюдать за тем, как пляшет пламя свечи. Он давно не совершал этот ритуал. В последний раз — чтобы вызвать дух древнего барда клана Белого Волка и прояснит путаницу в родословной Мароика. Но сейчас на карту было поставлено нечто большее, чем тщеславие его лорда. Гверан замедлял свое дыхание до тех пор, пока он не достиг божественного ощущения, будто он парит, отдыхая на мягких облаках. Тени от свечей плясали на потолке, колеблемые только тихим размеренным дыханием старого жреца. Доведя себя до точки засыпания, Гверан начал декламировать в темноте, бормоча в такт своему дыханию. Он говорил медленно, прочувствованно, проговаривая каждое слово «Песни прошлого», дарованной ему Агвен и служившей ключом к обряду:

Я был пламенем, горящим в огне.

Я был зайцем, прячущимся в терне.

Я был каплей, упавшей с дождем.

Я был серпом, срезающим колосья.

Топор и древо,

Корабль и море,

Ничто из живущего,

Мне не чуждо.

Я был нищим, просящим еду.

Я был стальным клинком, зачарованным двеомером…

С этими словами, он представил ее, Агвен, Белую Госпожу, с белым лицом и губами, красными, как спелые ягоды, и иссиня-черными волосами. И он не знал, где нашел ее: в своих видениях или наяву в темноте; но он видел ее так же ясно, как потолок храма. Она улыбнулась ему, перебирая пальцами роскошные волосы, и кивала ему, подзывая ближе. Тени от пламени свечи попали в луч лунного света и поблекли, окружив его венком белого света. Он слышал свой голос, но слова были неразборчивыми. Последнее, что он разглядел, был жрец, силящийся разобрать его шепот.

Затем Гверан ясно увидел себя идущим к колодцу. Маленький клочок поросшей травой земли, три тоненьких деревца, серая каменная стена колодца — все было таким ясным и убедительным для него, как храм, в котором он находился, но со всех сторон нависала белая пустота, заполненная странным туманом. Агвен сидела на краю колодца и смотрела на него с едва заметной улыбкой.

— Ты все еще мои верный слуга? — спросила она.

— Я твой раб, моя госпожа. Я живу и умираю по твоему желанию.

Она казалась довольной, но с ней трудно было разговаривать, потому что вместо глаз у нее были две мягкие сферы опалового тумана.

— Чего ты хочешь от меня?

— Дождь отказывается пасть на нашу землю, — сказал Гверан. — Ты можешь открыть мне, почему?

— Ты думаешь, я повелеваю дождем? — спросила она.

— Ты — мудрое существо, сверкающее в ночи, око силы, золотой свет, моя единственная любовь, мое истинное наслаждение.

Она улыбнулась уже не так жестко и повернулась, чтобы взглянуть вниз, в колодец. Гверан слышал мягкое журчание и плеск воды, как будто колодец превратился в широкую реку.

— Было совершено убийство, — сказала Агвин. — Но проклятия нет. И отмщение свершилось. Спроси его сам.

Она ушла. Березы зашелестели при ее легком движении. Гверан ждал, пристально всматриваясь в белый туман, слегка окрашенный перламутровой радугой. Из тумана вышел человек, как корабль, едва различимый с туманного берега. Гверан окликнул его. Он подошел — молодой воин, светловолосый, со смеющимися голубыми глазами и улыбающийся так, словно на его груди не было раны от удара мечом. Сплошным ручейком кровь струилась по его груди, исчезая перед тем, как упасть к его ногам. Видение было таким отчетливым, что Гверан вскрикнул. Воин смотрел на него, и улыбка его была ужасна.

— Из каких ты краев? — спросил у него Гверан. — Упокоилась ли твоя душа?

— Земля Вепря породила меня и забрала к себе вновь. Я покоен, ибо мой брат снес с плеч голову убийце.

— И этой мести было достаточно?

— Достаточно? Спроси себя сам. — Призрак захохотал. — Достаточно ли этого?..

— Почему же нет?

Призрак взвыл от хохота, и ветер унес его смех, больше похожий на рыдания.

— Кто ты? — спросил Гверан.

— Ты не помнишь? Не помнишь этого имени? — Смех становился громче и громче, затем, расплывшись, призрак закружился, отбрасывая тень на туман, красное пятно стало белым, затем он растворился. Остался только туман и тихий шелест ветра. Из тумана донесся голос Агвен:

— Он был отомщен. Прими предостережение.

Ее голос смолк. Туман стал густым и холодным. Он окутывал Гверана кругом, душил, хлестал, словно гонимый ветром листок. Ему казалось, будто он бежит, потом скользит, а затем — падает куда-то вниз.

Тени от свечей в храме потускнели. Обин вздохнул и распрямил спину.

— Ты вернулся? — спросил он. — Осталось два часа до рассвета.

Гверан, трясясь от холода, сел и попытался заговорить. В животе что-то сжалось от страха. Кружилась голова. Обин крепко схватил его за руки.

— Ради всего святого, — прошептал он, — дайте мне воды.

Обин дважды хлопнул в ладоши. Два молодых жреца принесли две деревянные чашки. Обин завернул Гверана в свой плащ и дал ему выпить сначала воду, а потом подслащенного медом молока. Вкус еды сразу же вернул Гверана назад, в этот призрачный мир.

— Дайте ему хлеба, — сказал Обин.

Гверан жадно ел хлеб, запивая его молоком, пока не вспомнил, что он находится в храме.

— Простите, я еще не пришел в себя, — сказал он.

— Не надо извиняться, — сказал Обин. — Ты помнишь Видение?

Окровавленный призрак снова возник в памяти Гверана.

— Да, помню, — ответил Гверан, дрожа. — Как вы это истолкуете?

— Действительно, было убийство. К тому же это случилось, когда я был совсем мальчишкой, у меня сохранилось кое-что в памяти. Ты видел лорда… кажется, его звали Карил? Я не помню… Глава клана Вепря, жестоко убитый Ястребами. И действительно, как сказала твоя Белая Госпожа, он был отмщен дважды. Боги восстановили справедливость, и я не вижу причин, почему великий Бел мог бы так разгневаться.

— Значит, над нашей землей не висит проклятие. Это все, что моя госпожа открыла мне.

— Получается так, — Обин кивнул в знак согласия. — Мы принесем в жертву лошадь, когда луна пойдет на убыль.