Николай Князев - Владигор. Римская дорога

Поначалу он надеялся, что у Максимина хватит собственной силы, чтобы одолеть наглеца. Он уже видел перед своим мысленным взором насаженную на пику голову дерзкого синегорца. Но победа императора-гиганта пока что откладывалась. Поначалу солдаты, обступившие площадь в центре лагеря, приветствовали Максимина радостными криками и награждали насмешками его противника. Но по мере того, как Владигор, ускользая от смертельных ударов, все чаще сам атаковал, крики солдат раздавались все реже. Над лагерем повисло тягостное молчание.

Максимин вновь кинулся в атаку. В этот раз он пустился на хитрость и с такой силой ударил своим щитом по щиту Владигора, что срединный металлический шип впился в щит синегорца и намертво в нем застрял. После этого Максимин рванул щит Владигора на себя. У Владигора оставался лишь один выход — выпустить щит из рук, иначе он неминуемо подался бы вперед и таким образом подставил шею под меч противника. Лишенный защиты, синегорец спешно сорвал с себя плащ и накрутил его на левую руку. Вместе с наручем это могло послужить пусть и не надежной, но все же защитой. Максимин самодовольно усмехнулся — ничто на свете не могло противостоять его удару. Уже уверенный, что странный бог Зевулус даровал ему победу в поединке, Максимин размахнулся и ударил. Владигор сделал вид, что хочет парировать удар, а на самом деле резким движением раскрутил плащ, и ткань облепила Максимину лицо. Слепой зверь — беспомощный зверь. Длинный меч Владигора тут же вонзился между пластинок доспеха. Любой другой на его месте попытался бы отпрянуть, но он уперся ногами в землю и налег на меч, так что Максимин, подавшись вперед, сам вогнал клинок по рукоять себе в грудь. Гигант взревел, бросил и щит, и меч, схватил Владигора и поднял над землей. Красный плащ все еще болтался, обмотанный, на руке Владигора. Синегорец схватился за край полотнища и захлестнул им шею императора. Максимин перекинул противника себе за спину, надеясь оглушить его. Но Владигор, падая, увлек за собой и Максимина, гигант грохнулся на землю. На губах его пузырилась розовая пена — клинок Владигора пробил легкое. Гигант попытался подняться, но не смог. Владигор вскочил, уперся ногой в грудь поверженного врага и вырвал клинок. Тяжелый вздох пронесся над стоявшими вокруг солдатами. Жители Аквилеи, усыпавшие стены, приветствовали своего бойца криками радости. Но император, хрипя, вновь начал подниматься. Он все еще тянул к ненавистному противнику руки, и этот жест не был просьбой о пощаде…

И тут Зевулус, видя, что ошибся, понадеявшись на мощь Максимина, решил действовать сам. Он швырнул на землю крошечный серый шарик какого-то снадобья, и облако зеленого дыма окутало раненого с ног до головы. Едва дым коснулся ноздрей Максимина, как гигант вскочил на ноги. Будто и не было смертельной раны, будто не текла кровь из его груди, заливая доспехи, Максимин устремился на врага.

— Э, так не пойдет! — заорал кто-то из солдат за спиной Владигора.

— Колдовство!.. Колдовство!..

Но, обретя прежнюю силу, Максимин все так же проигрывал Владигору в ловкости. Владигор, без труда уворачиваясь от ударов Максимина, успевал жалить его мечом. Однако раны, появлявшиеся на руках и ногах Максимина, не кровоточили! И взгляд его, устремленный в пустоту, был абсолютно неподвижен. Владигор не был уверен, что Максимин его видит. Прошло несколько мгновений, и гигант вновь начал терять силу. Движения его замедлились, израненные ноги стали подгибаться. Зевулус уже приготовился швырнуть Максимину новый волшебный шарик, но тут как будто из-под земли выскочила змея, взвилась в воздух, метя в руку Зевулуса. Ужалить она не успела — чародей оказался проворней и ударил ее ножом, почти что разрубив пополам. Серый шарик упал к его ногам, и зеленый дым окутал его самого. Краткая задержка оказалась роковой для Максимина. Он зашатался и рухнул на землю, как каменная статуя, низвергнутая с пьедестала. Из горла его хлынула кровь, руки и ноги содрогнулись в последний раз… Император умер.

Зевулус исчез. А змея, все еще живая, подползла к ногам Владигора, на мгновение перед ним возникло женское лицо с мучительно искривленными губами, пытавшимися что-то произнести, но слышалось лишь тихое шипение. Между алых губ мелькнуло раздвоенное жало, голова вновь превратилась в змеиную и бессильно шлепнулась в пыль. Змея издохла… Плоть ее мгновенно испарилась. На земле осталась только черная сухая шкурка, которую победитель и подобрал, как нелепую награду в странном поединке.

Большинство солдат хмуро молчали, но, подобно искрам лесного пожара по сухому хворосту, передавалось от центурии к центурии странное возбуждение.

— Смерть Максимину! Смерть Максимину! — неслось над лагерем.

— Где наш трибун, Максимин? — выкрикнул кто-то. — За что ты его казнил?!

— Смерть! Смерть! Смерть! — неистовствовали во Втором легионе.

Владигор повернулся и зашагал назад к воротам Аквилеи. Солдаты перед ним расступились. Он не успел сделать и десяти шагов, как услышал за своей спиной новые крики.

— Смерть Юлию Веру!

— Пес был плохой породы, — сказал солдат рядом с Владигором. — Так зачем же оставлять щенка.

Синегорец оглянулся и увидел, как солдаты Второго легиона окружили юного императора, который возвышался над ними на целую голову, но при этом не делал никаких попыток защититься или умолять о снисхождении.

— Стойте! — закричал Владигор.

Но десяток мечей уже вонзились в тело юного гиганта. Голова его качнулась из стороны в сторону, как крона подрубленного дерева, и исчезла за спинами обступивших его солдат, чтобы через мгновение подняться гораздо выше, — насаженная на пику, она укоризненно взирала на своих убийц.

Жрец Антоний провел Владигора в маленькую спальню. На кровати неподвижно лежал Филимон. Он был уже без одежды, ноги закутаны в одеяло, но, несмотря на это, тело его сотрясала крупная дрожь. Левая рука его была вся покрыта сухой коркой запекшейся крови и грязи, губы непрерывно шевелились.

— Змея… ты видел змею? Она была здесь… Она должна тебя убить… Так приказал Зевулус… до рассвета…

— Как видишь, я жив…

— Я должен успеть… — бормотал Филимон, не слыша своего друга.

— Мне нужна холодная родниковая вода и чистая ткань, — обратился Владигор к Антонию.

Через несколько мгновений старый раб внес серебряную чашу, полную прозрачной ледяной воды, губку и несколько кусков белого льна. Владигор положил на лоб раненому намоченную в воде ткань, прижал ее как можно плотнее и прошептал слова заговора. Тотчас пар, обжигая пальцы, повалил от куска льна — влажная ткань вытягивала жар из тела. Старик раб, наблюдавший происходящее, едва не уронил на пол серебряную чашу. Владигор отшвырнул почерневший кусок льна и взял новый платок. В этот раз ткань сделалась лишь теплой. Крупная дрожь, сотрясавшая Филимона, унялась, прерывистые хрипы сменились глубоким ровным дыханием. Когда Владигор смыл кровь с раненой руки товарища, на коже остался лишь свежий красный шрам.