Йозеф Несвадба - Римская победа

Несвадба Йозеф

Римская победа

И. НЕСВАДБА

РИМСКАЯ ПОБЕДА

Перевод И. Чернявский

Меня взяли в Рим в качестве специалиста. Точнее, я сам вызвался ехать. Мой коллега Вольф сломал ногу в горах, и группа гимнастов осталась без врача. Обо мне вспомнили лишь потому, что когда-то я занимался гимнастикой и несколько лет работал спортивным врачом.

На следующий день я должен был уйти в отпуск, так что никому не пришлось специально меня заменять.

- Вот счастье-то, - говорил директор поликлиники, подписывая мое заявление об отпуске, - вместо Махова озера попасть к Тирренскому морю.

Наверное, он мне завидовал. Да я и сам ликовал. Никогда мне не доводилось бывать в Италии и до последней минуты не верилось в свое счастье. Вечно мне не везет. Я к этому уже привык и все ждал, когда кто-нибудь омрачит мою радость. Это и случилось в первый же дгнь нашей поездки. Мне представили Краткого.

- Знакомы ли вы с нашим олимпийским чемпионом? - спросил глава делегации, произнеся его имя с уважением, и усадил Краткого между мной и массажистом, как будто в дороге он не мог обойтись без медицинского наблюдения. Я сразу понял все. Вероятно, чемпион в последнее время был не в форме и поэтому придумывал себе различные болезни. Ему уже за тридцать, но он не хочет отказываться от соревнований, - это приносит славу и дает возможность путешествовать.

- Не сядьте на мою аптечку, - предупредил он. Чемпион вез собственную аптечку, как будто заранее мне не доверял. И до самых Ческе-Будеевиц экзаменовал меня, выспрашивая о своих болезнях. Массажист должен был ему поддакивать. К счастью, перед границей Краткий основательно запасся пивом, так что до Зальцбурга оставил нас в покое. Потом он не мог заснуть, и мне пришлось давать ему снотворное Конечно, еще в Праге я понял, что не видать мне Италии и что плакал мой отпуск.

Одновременно с чемпионатом в Риме началась конференция спортивных врачей. На следующий же день после приезда мне пришлось принять в ней участие. Какой-то горбатый испанец докладывал о том, какие группы мышц устают во время велосипедных соревнований. Мне все это показалось странным. Неужели мои коллеги воспринимали его всерьез, если они с таким вниманием слушали столь абсурдное выступление! Началась даже дискуссия. Мышечная усталость была их эсперанто. Они отлично находили общий язык: испанец, итальянцы, немцы, поляки, даже врач из Лаоса. Но я уже перестал их понимать. За последние несколько лет спортивная медицина основательно изменилась и ушла далеко вперед. Я успокоил себя тем, что сегодня же вечером перелистаю годовой комплект "Спортивной медицины", чтобы нашей делегации не пришлось за меня краснеть. Восполню пробел в своей бывшей специальности.

После обеда я поспешил на другое заседание. Как раз в это же время в Риме проходил конгресс по энцефалографии. Это была моя новая специальность. Конечно, вы видели в популярных журналах фотографии кошек или кроликов с микроэлектродами, которые торчат у них на голове, как пышная корона. Мы пытаемся экспериментально исследовать деятельность человеческого мозга. Это, безусловно, более важная проблема; чем усталость четырехглавой мышцы бедра во время велосипедных соревнований. Конгресс энцефалографов проходил в Палаццо Дория, а спортивные врачи заседали на Пьяцца Венеция. С Римом мне пришлось познакомиться только из окна троллейбуса. Ватиканскую коллекцию я не видел, на Форе Романе не был, Виа Венето знаю только по кинофильмам. Мне нужно было успеть на оба конгресса. И во всех подробностях я могу описать только римские троллейбусы. Они почти такие же, как у нас.

Краткий не желал тренироваться без меня. Он утверждал, что чувствует себя неуверенно, что меня взяли в Рим не для прогулок. Однажды, когда я прибежал в тренировочный зал на десять минут позже, он стал на меня кричать. Во время тренировки нервничал. Теперь мне стало ясно, зачем его взяли на чемпионат. Хотели, чтобы он, наконец, провалился и перестал вести себя в Праге, как примадонна. Я начал подозревать, что мой коллега Вольф нарочно сломал ногу.

За день до открытия соревнований среди участников конгресса по энцефалографии я встретил Гвин из Манчестера. Год назад, по дороге в Москву, она заезжала к нам в клинику. Гвин сейчас же посадила меня рядом с собой. И тут же спросила о моем шефе. Гвин участвовала в дискуссии, была в курсе новейших исследований, цитировала американские работы. Я решил, что вечером перелистаю последний номер "Джорнал оф энцефалографи", а пока пригласил ее поужинать. Она попросила все только холодное. Даже кофе из холодильника. Мне такая еда не очень-то нравится. Сидели мы на маленьких металлических стульчиках, а мимо нас торопливо проходили люди, гораздо более темпераментные, чем мы. Они кричали друг другу "корнуто", что значит рогоносец, и бросались к троллейбусу, как на соревнованиях по бегу. Наверное, им так же, как и мне, хотелось попасть на два конгресса одновременно. Может быть, кое-кто в Риме тоже специализировался сразу в двух областях?

- Знаешь, сколько тебе нужно бы читать ежедневно по нашей специальности? - размышляла вслух Гвин, сидя рядом со мной. - Десять статей ежедневно. Это примерно страниц сто. Не считая книг. Даже узкая специальность слишком велика для одного человека. Представь себе, что кому-нибудь вздумалось следить за всей медициной. Тогда ему потребовалась бы особая машина, которая могла бы обрабатывать и классифицировать научную информацию, полученную со всего света. Это составило бы в день больше тысячи страниц. Как же обстоят дела с человеческим мозгом при современном уровне цивилизации? Хватает ли его? Соответствует ли он темпам нашей жизни? Ведь я уже почти не читаю газет, не хожу в театр, мы разошлись с Робби... - она испытующе посмотрела на меня через очки. Гвин была единственным человеком в Риме, с которым я мог потолковать. Ее исповедь тронула меня.

- Хватит говорить о науке. Пойдем на Аппиеву дорогу после обеда, посмотрим, где жила Лоллобриджида, а вечером купим билеты на фильм, в котором она играет.

Гвин поднялась с таким видом, будто я совершил святотатство. Кто будет за нее записывать доклад профессора Калтенбруха? Что она скажет по возвращении в Манчестер? Там на ее место претендуют три специалиста. Но, конечно, прежде всего, ее интересует работа профессора Калтенбруха. И гораздо больше, чем Аппиева дорога или Лоллобриджида. Она уверена, что я тоже пойду на доклад. Я посмотрел на часы. Было довольно поздно. Вот уже десять минут, как Краткий тренируется. Это значит, что все десять минут он ругает меня последними словами. А завтра - состязания. Я извинился перед Гвин. Объясняться у меня не хватило духу. Она все равно не поняла бы, отчего я изменил нашей специальности и поехал в Рим на спортивные соревнования. Мне и самому стало стыдно. А по дороге я придумывал, что скажу Краткому.