Мария Гинзбург - Лес великого страха

А впереди еще была целая ночь.

Халлен закрыл глаза. От одного вида двигающихся челюстей товарищей его тянуло блевать. Еж услышал голос Рингрина, звавший его, но не удивился.

«Привет, – мысленно сказал Халлен. – Добро пожаловать в нашу компанию. Ваниэль сегодня уже говорила со мной».

«Идиот, – ответил партизану бывший командир. – Ты уже не можешь отличить телепатемму от галлюцинации?»

«А, так значит ты все же был там, – телепатировал Халлен. – А эта баба, мандреченка – тоже была с тобой или это все же был глюк?»

Почуяв Чи принца в развалинах дома, Еж сначала обрадовался. Но, заметив ауру мандреченки с характерными энергетическими жгутами профессиональной убийцы, Халлен почему-то подумал, что принц вовсе не жаждет встречи с Энедикой, и постарался предотвратить ее.

«Что ты делал в Ильмосте?» – поинтересовался партизан.

«Не твое дело, – сухо ответил принц. – Я связался с тобой, чтобы предупредить. За вами по пятам идет татцель. Вы уже пришли на заимку? Если нет, бегите, ползите, но в лесу не оставайтесь!».

«Кто идет за нами?»

«Оборотень. Огромная рысь. Он неуязвим для оружия, его можно только задушить… но это если очень повезет. Бегите, ради Мелькора!»

Халлен в течение сегодняшнего дня слышал вещи и похлеще; один из голосов настойчиво предлагал ему трахнуть Руско. То, что говорил принц, было не менее болезненным бредом – ну откуда взяться татцелю посреди Железного Леса? Но Халлен тут же поверил своему бывшему командиру. Эльф открыл глаза, чтобы сообщить Энедике эту крайне неприятную новость, да так и замер.

Ежи спали. В странных, неестественных позах – в тех позах, в которых их настигли чьи-то чары. Мирувормэл тоже казался спящим, но огромная дыра, зиявшая на месте его сердца, говорила о том, что партизан уснул навсегда.

Даже не узнав, кто его убил.

А Халлен уже знал, кто, и знал, почему чары огромной рыси, небрежным движением смахнувшей голову с плеч Тавартэра, не подействовали на него самого. Первый раз лислор принес Ежу хоть какую-то пользу. Оборотень подумал, что эльф уже спит, и направил в его сторону слабую волну своей Чи, не оказавшую никакого действия на искривленные наркотиками каналы жизненной силы партизана.

Халлен ждал, пока рысь повернется к нему хотя бы боком.

Морана все же оказалась права. Халлен почувствовал невыносимое облегчение при мысли о том, что сейчас все кончится. Оборотень взмахнул хвостом и вцепился в горло Руско. Халлен вскочил. Единственная рука, которая все еще слушалась эльфа, сжалась на шее оборотня. Еж ощутил горячий пульс зверя сквозь короткую шерсть.

Никогда еще голова Энедики не болела так мучительно и остро. Обычно это было последствием неумеренных возлияний, но в данном случае это было отголоском сонных чар, которые кто-то применил к эльфке.

Применил небрежно и грубо.

Но неизвестный маг не ограничился сонным заклинанием. Эльфка поняла, что лежит на спине и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Магические путы охватывали ее всю. Командирша Ежей открыла глаза. Лунный свет заливал поляну, где партизаны остановились на свой последний привал. На изувеченном теле сидела огромная рысь. Она увлеченно выкусывала из живота трупа кусочек, показавшийся ей особенно вкусным. Зверь тихонько урчал от наслаждения. Живот Энедики скрутила болезненная судорога. Сначала она подумала, что рысь успела попробовать и ее мяса, и скосила глаза. Она уже была готова увидеть у себя в груди огромную дыру, и в первый миг эльфке показалось, что она ее даже видит. Но нет, серебряные наклепки мирно мерцали на коже ее куртки, в полутьме казавшейся черной. Энедика сообразила, где она недавно видела дыру на черной коже, дыру, из которой хлынула кровь, когда эльфы вытащили из раны затыкавший ее кол. Память просто выбросила яркий образ на поверхность, вот и все.

А причиной боли был страх – невыносимый, безумный страх.

Над поляной задрожала радуга преобразуемого Чи. Партизанка глянула на зверя, уже зная, что она сейчас увидит – Рингрин ни от кого не делал тайны из происшествия, случившегося во время уничтожения гросайдечей.

Кожа обнаженного мужчины, в которого превратилась рысь, белела в темноте. Он встал, отпихнул труп ногой. Только по пятнистой куртке теперь можно было понять, что совсем недавно эта груда костей и мяса носила имя Халлен. На остальных членов своего отряда, точнее на то, что от них осталось, эльфка смотреть не стала. Рвотные спазмы и так уже сжимали ее горло.

Он не убил тебя сразу; значит, ты ему зачем-то нужна.

Энедика уцепилась за эту мысль. Зачем она могла понадобиться оборотню, эльфка себе думать запретила.

– Энедика, – задумчиво произнес мужчина и отер кровь со рта. – Последняя из легендарных воительниц.

Он не торопится… Разговори его. Тяни время.

– А своего имени ты мне не назовешь? – стараясь, чтобы голос ее не дрожал, спросила эльфка.

Оборотень пожал плечами.

– Крон, имперский маг Мандры.

У Энедики потемнело в глазах.

Обычно караван останавливался на ночлег прямо на эльфийской тропе, полностью перегораживая ее. Это была не та дорога, где можно было ожидать встречи с другими путниками. Но сегодня бивак был разбит на небольшой площадке, которую Лайруксал назвал «отстойником». Размеры квадратной площадки позволили поставить фургоны кругом. Сейчас в них мирно похрапывали вымотавшиеся за день наемники. В центре круга догорал костер, на котором ведьмы приготовили ужин, уже исчезнувший в желудках конвоя каравана. Сегодня никто не сидел у огня, не пел песен и не рассказывал баек из богатой приключениями жизни – а и ведьмам, и экенам было что рассказать. Но этим вечером все записные балагуры и их терпеливые слушатели собрались в другом месте – в фургоне, в котором ведьмы крыла «Змей» выехали из Келенборноста, а теперь превращенном в лазарет. После схватки у холма, в котором обитала огромная змея, в компанию раненых влились Махмуд и Инна. Гоблины проткнули экену легкое. А ведьма не успела увернуться во время атаки на чудовище, и ее задело. Инна потеряла управление, и как результат – сотрясение мозга и ушиб кости. Светлана осматривала раненых перед сном, наводила сонные и обезболивающие чары. Закончив, утомленная целительница пожелала всем доброй ночи и хотела застегнуть за собой клапан фургона.

– Мы же задохнемся, Светик… – недовольно пробурчала Ундина.

– Это лучше, чем если нас комары сожрут, – возразил Гёса.

Словно в подтверждение его слов, Махмуд хлопнул себя по шее – из-под пальцев брызнула кровь. Экен стер с шеи останки маленького кровопийцы и выразительным жестом показал ведьмам ладонь с коричнево-красным пятном на ней. Светлана в растерянности остановилась перед выходом. Как и Ундина, она черпала Чи из воздуха и отлично понимала ее желание оставить фургон открытым на ночь. С другой стороны, через свободный клапан в фургон могло залететь что-нибудь посерьезнее комара – дротик, например.