Патриция Бриггз - Узы крови

Теперь он улыбался еще шире, но успокаивающе протянул руку.

— Прости, милая. Все дело во внешности. Ну кто может представить себе механика, который знает слово «эманация»?

Я смотрела на него. Может, дело в возрасте — я понимала, что дядюшка Майк очень-очень стар: долгая жизнь позволяет видеть все в несколько иной перспективе.

— Прости, — сказала я, но и сама слышала гнев в своем голосе. — Постараюсь использовать обычные слова, когда речь идет о деле, где можно посчитать трупы. — Я попыталась прикинуть в уме, хотя точно не знала, сколько людей погибло, когда Дэниэл был во власти колдуна. — Пятнадцать?

Он разом перестал улыбаться и больше не походил на трактирщика.

— Скорее сорок, я думаю, хотя не сомневаюсь, что придется узнать и о других жертвах. И не все жертвы — в Тройном городе. Демоны заинтересованы в смерти и разложении. Над этим нельзя смеяться, и на это не стоит закрывать глаза. Прошу прощения. — Он поклонился так стремительно, что я не уверена, видела ли вообще это движение. — Меня позабавил твой выбор слов. Даже прожив на свете столько лет, я забываю, что героя можно найти в самых неожиданных местах… и личностях. Например, среди механиков, которые умеют превращаться в койотов.

Он еще с минуту смотрел на меня, и в его глазах искрилась лукавая улыбка: ничего похожего на его обычное выражение.

— Что ж, как герой, ты имеешь право ради всех нас броситься на амбразуру. Я скажу тебе, почему мы сами этим не занимаемся. — Он кивком показал на трактир. — Мы, малый народ, цепляемся за выживание лишь кончиками пальцев, Мерседес Томпсон. Мы умираем быстрей, чем рожаем детей, даже если считать полукровок. Впервые это началось, когда человек научился выковывать железное лезвие, но свинцовые пули убивают нас так же легко, как холодное железо. Такие, как старый гремлин Зибольд Адельбертсмайтер, среди нас редкость.

Он помолчал, но я ждала. Конечно, я все это знала, как знает сегодня всякий, кто смотрит ТВ или читает газеты.

— Среди нас есть существа, наделенные силой, — продолжал он. — Если бы люди о них узнали, поднявшаяся волна стерла бы малый народ с лица земли. Если колдун обратит на нас внимание, если заставит одного из нас при камерах убить человека — а он может это сделать, — малому народу конец.

— Вервольфы в таком же положении, — сказала я. — Но это не остановило Адама. Он мог предоставить все вампирам. Ручаюсь, сейчас из посетителей твоего бара не менее четверых могут уничтожить колдуна раньше, чем он заподозрит, что они его ищут.

Он сжал кулаки и отвернулся, но я успела заметить на его лице кое-что другое — тоскливое выражение.

— Нет. Ты недооцениваешь его силу, Мерседес. Из нас большинство способно сопротивляться вампирам не больше обычных людей; да и чистых душ, способных сопротивляться демону, здесь немного. Ты ведь не хочешь, чтобы он завладел одним из нас.

Он снова повернулся ко мне и на этот раз выглядел обычно; что-то гораздо большее, промелькнувшее в нем, исчезло, словно и не бывало.

Тем не менее, я сделала шаг назад: инстинкт говорил мне, что я здесь не самый опасный хищник.

А он певучим спокойным голосом сказал:

— Но на случай, если кто-нибудь из нас захочет заняться колдуном, Серые Повелители провозгласили это исключительно делом вампиров и приказали нам держаться в стороне. Серые Повелители считают людей эманацией, Мерседес. Очень опасной эманацией. И смерть нескольких человек их не очень тревожит.

Глядя ему в глаза, я поняла три вещи. Во-первых, дядюшка Майк был из числа тех, кто выступил бы против колдуна. Во-вторых, он ненавидел Серых Повелителей, но боялся их. И в-третьих, сам он не считал людей простой эманацией.

Не знаю, что из этого удивило меня больше.

— Что ж, — сказала я, — означает ли это, что ты впустишь меня и дашь возможность самой отыскать Марсилию?

Он медленно кивнул.

— Не стану тебе мешать.

Старомодным жестом он предложил мне руку. Я легко положила на нее пальцы и позволила ему ввести меня в бар.

Но перед самым входом он задержался.

— Не бери с собой волков, когда пойдешь за колдуном.

— Почему?

— Этот Фергюс — он служит у меня уже шестьдесят лет. И за все это время ни разу не поднял руку на клиента. Колдун-демон приносит с собой насилие, как поток несет мелкую рыбу. Одно его присутствие лишает самообладания и способствует ссорам и дракам. Воздействие демона на вервольфа подобно действию водки на огонь.

Похоже на то, о чем говорил Тони: рост насилия встревожил полицию. Нечто подобное говорил и Бран, но у него это звучало не так страшно. Если подумать, вчерашний срыв Адама легко объяснить сочетанием жары и тревоги. И у Сэмюэля в последнее время настроение гуляет.

— Почему ты не сказал Адаму, что Уоррен и Бен в опасности? — спросила я.

— До того дня, когда этого бедного парня бросили у меня под дверями, я не знал, что Адам начал охоту. Хотя должен был бы знать.

А Бран сознавал опасность, когда Адам отправил со Стефаном Уоррена и Бена? Я думала об этом. Вероятно, знал. Но Бран никогда никому не говорит, на что способен. И наверно, в этом он прав. Знание приносит тревогу и страх.

Я решила, что тоже не сказала бы. А значит, я не скажу им, что и сама начала охоту. Что бы ни было у Марсилии на уме, я устала отсиживаться в стороне. Койоты очень хорошо идут по следу и способны взять гораздо более крупную добычу, чем полагает большинство. Если Марсилия предложит помощь, отлично. Если нет, я пойду за ним сама.

Вместе с дядюшкой Майком я вошла в бар. Сегодня играли «хэви металл», и от грохота барабанов и воя расстроенных гитар у меня закружилась голова, и заложило уши. Я знала, что некоторые волки любят такие места: здесь их сверхчувствительное восприятие на время отключается. И это дает им отдых. Но не мне. Я нервничаю, потому что не слышу, как ко мне подходят сзади.

Дядюшка Майк провел меня мимо женщины, взимающей входную плату, и та бросила на него удивленный взгляд, который он словно не заметил. Пригнувшись так, что чуть не касался моего уха губами, он сказал:

— Мне надо за стойку, но, пока ты здесь, я буду за тобой приглядывать.

Я открыла рот, собираясь его поблагодарить, но он приложил палец к моим губам, и я ничего не успела сказать.

— Не вздумай, девочка. Зи должен был научить тебя. Никогда не благодари малый народ, иначе не успеешь десять раз сказать «эманация», а уже будешь стирать носки иному и платить за его квартиру.

Он прав. Я сама это знала. И, может, даже вспомнила бы, прежде чем сказать что-то. Тем не менее, я оценила его услугу.

Я приподняла брови и с притворной наивностью спросила: