Патриция Бриггз - Узы крови

— Черт побери, — сказал он. — Прости.

Он посмотрел на меня и отвел взгляд. Теперь, без защитной оболочки гнева, он казался усталым и встревоженным.

— Уоррен и Бен не твоя вина. Они вызвались добровольцами.

— Они не пошли бы, если бы я не разрешил. Я знал, насколько это опасно, — рявкнул он. Гнев вернулся так же быстро, как рассеялся.

— Думаешь, ты один имеешь право чувствовать себя виноватым из-за Уоррена и Бена?

— Не ты их посылала, — сказал он. — А я.

— О колдуне они узнали исключительно из-за меня, — сказала я. И тут, видя, что он действительно считает себя виноватым, я призналась в своем худшем поступке: — Я молилась, чтобы они нашли колдуна:

Он недоверчиво взглянул на меня и рассмеялся — резко и горько.

— Думаешь, молитва делает тебя ответственной за состояние Уоррена?

Он не верит. Не знаю, почему это меня так поразило. Я знаю многих людей, которые не верят в Бога — ни в какого. Но вервольфы, среди которых я выросла, все были верующими. Адам посмотрел мне в лицо и снова рассмеялся.

— Ты так наивна, — низко и гневно проворчал он. — Я давно понял, что Бог — миф. Полгода я ежечасно молился в вонючем болоте в чужой стране, прежде чем открыл глаза и безумный вервольф окончательно показал мне, что Бога нет. — Глаза его посветлели — от теплого карего до холодного желтого. — Не знаю. Может, Бог и есть. В таком случае он садист, спокойно наблюдающий за тем, как его дети убивают друг друга.

Он был очень взвинчен, судя по тому, что говорил неразумно. Адам всегда, даже когда страшно сердит, сохраняет способность рассуждать здраво. Он тоже это понял, потому что отвернулся и прошел к большому окну, которое выходит на Колумбию.

Здесь ширина реки почти миля. Иногда, в плохую погоду, вода кажется почти черной, но сегодня на солнце она блестящая, ярко-голубая.

— Ты избегаешь меня.

Теперь он говорил спокойнее.

Второе окно выходит на мой участок. И я с удовольствием увидела в самом центре пейзажа свой частично разобранный «кролик».

— Мерси!

Я продолжала смотреть в окно. Лгать бесполезно, сказать правду значит нарваться на следующий вопрос, а я не хотела на него отвечать.

— Почему?

Он все равно его задал.

Я оглянулась через плечо, но Адам по-прежнему смотрел в окно. Я повернулась и оперлась бедром о подоконник. Он сам знает почему. Я видела это в его глазах, когда выходила из гаража. А если и не знает, что ж, я не собираюсь ему объяснять.

— Не знаю, — выдавила я наконец.

Он повернулся и посмотрел на меня, словно увидел неожиданную добычу. Его глаза по-прежнему были охотничьего желтого цвета. Я ошибалась. Лгать гораздо хуже, чем просто бесполезно.

— Нет, знаешь, — сказал он. — Почему?

Я потерла лицо.

— Послушай, я сегодня не в твоем весе для борьбы. Нельзя ли подождать, пока Уоррен будет вне опасности?

Он смотрел на меня, щуря янтарные глаза, но по крайней мере больше не допрашивал.

Отчаянно пытаясь сменить тему, я сказала:

— Репортер с тобой связался? Тот, насчет дочери?

Он закрыл глаза и сделал глубокий долгий вдох. А когда открыл, они снова были цвета шоколада.

— Да, и спасибо за то, что я не подозревал о его существовании. Ты не предупредила. Он-то считал, что ты мне звонила, и прошло немало времени, прежде чем я начал понимать, о чем речь.

— Так они приедут сюда?

Адам махнул рукой в сторону комнаты Уоррена.

— Когда тут бродит тот, кто может сделать такое с моим волком? Они должны были приехать. Мне пришлось позвонить и сказать, что сейчас это нежелательно. Но не знаю, к кому его направить. Нет ни одного Альфы, которому я доверил бы свою дочь, а та девочка еще моложе.

— Пошли его к Брану, — предложила я. — Бран говорит, что в свое время воспитал нескольких таких.

Адам бросил на меня воинственный взгляд.

— Ты доверишь Марроку ребенка?

— Мне он не причинил вреда, — ответила я. — А большинство Альф причинили бы.

Адам неожиданно улыбнулся.

— И это кое о чем говорит. А ты действительно разбила его «ламборгини»[34] о дерево?

— Я не про то, — горячо ответила я. — Большинство Альф просто убили бы навязанного им щенка койота.

Я через комнату пошла к двери. Остановилась.

— На самом деле это был «порше», — с достоинством сказала я. — И дорога была обледенелая. Если тебе рассказал об этом Сэмюэль, надеюсь, он упомянул, что именно он подбил меня взять машину. Пойду посмотрю, как Уоррен.

Когда я закрывала за собой Дверь, Адам неслышно смеялся.

Несколько часов спустя я одна отправилась домой. Сэмюэль остался на ночь, чтобы быть на месте, если что-то случится. Пока ничего особенного не произошло. Кайл тоже остался: я уверена, что потребовалось бы нечто большее, чем волчья стая, чтобы изгнать его оттуда.

Я ничего не могла сделать для Уоррена и Стефана. Или Бена. Почему людям, которые мне не безразличны, не нужно чинить машину? Я бы починила. И когда это я начала тревожиться о Бене? Он ублюдок.

Но щемящее ощущение в животе частично касалось и его. Черт побери! К дьяволу все это!

Дома меня ждали два телефонных сообщения. Одно от матери, второе от Гэбриэла. Я позвонила Гэбриэлу и сказала, что Уоррен тяжело ранен, но поправится. Говорить: с матерью я не могла. Говорить без слез. А я не буду плакать, пока точно не пойму, что произошло.

Я поужинала японской лапшой, скормив большую ее часть Медее. Кошка громко мурлыкала, вылизывая суп. Я вымыла посуду, пропылесосила квартиру. О моей жизни можно судить по тому, насколько чисто у меня дома. Когда я расстроена, я готовлю или прибираюсь. Есть я не могла, поэтому взялась за уборку.

Выключив пылесос, чтобы передвинуть диван, я поняла, что звонит телефон. Неужели опять что-то не так?

Я подняла трубку.

— Квартира Томпсон.

— Мерседес Томпсон, с вами желает говорить госпожа. — Вежливый женский голос, так говорят секретарши. Я посмотрела в окно и увидела, что солнце садится, купая гряду холмов Небесная Лошадь в ярко-оранжевом свете.

Все копившееся раздражение вернулось. Если бы госпожа Стефана послала всех своих подданных против колдуна, вместо того чтобы играть в мелочные игры, Уоррен сейчас не боролся бы за жизнь.

— Жаль, — неискренне сказала я. — Пожалуйста, передайте своей госпоже, что у нас нет никаких общих дел.

Я повесила трубку. Когда телефон зазвонил снова, я отключила звонок и сняла с дивана подушки, чтобы пропылесосить под ними.

Когда зазвонил мой сотовый, я тоже не хотела отвечать, потому что не узнала номер. Но вдруг это кто-то из стаи Адама или Стефан?