Людмила Астахова - Дары ненависти

На следующее утро после бала открывался тот самый важный аукцион, на который был выставлен дом государственного преступника Лердена Гарби. Камердинера пришлось заслать в контору устроителя, чтобы он зарегистрировался как представитель графини Янамари, а заодно разведал обстановку.

— Посмотришь в список очень внимательно и, если увидишь знакомые имена, запомни их.

— Знакомые? Это какие?

Вообще-то Арану цены нет, ибо — предан, исполнителен и аккуратен, но тугодум из тугодумов. Впрочем, а зачем личному слуге резвый ум?

— Знакомые, Аран, — терпеливо объясняла Джона. — Это люди, которых я регулярно принимаю в гостях,

— У вас этих знакомых столько, что всех не упомнишь.

Э нет, дружочек, ты у меня так просто не отвертишься от сложной умственной работы!

— Барона Форвина знаешь?

— Этого, который с рыжей щетиной? А как же ж!

— Вот и отлично, — ядовито ухмыльнулась графиня. — Если увидишь его фамилию в списке устроителя, запомнишь и мне скажешь, понял?

— А вы, миледи, у него сами спросите. Может, он идти на этот аукциён и не собирается? — решил схитрить упрямый камердинер.

«Выпороть паршивца! Шкуру снять и мясо солью присыпать!»

«Тьфу, гадость какая!»

От прадедушкиных воплей у Джоны и так в голове постоянно звенело, чтобы проявлять долготерпение и благодушие.

— Аран!

— У меня глаза болят читать каракули ихних клерков — изворачивался тот.

— Аран, я тебя выгоню. В шею, на улицу, умирать под забором, как пса шелудивого.

И выгнала бы. Многоопытный Бранд Никэйн не только прислугу выдрессировал, но и жену обучил всем приемам борьбы с нерадивостью, ленью и разгильдяйством. Обязательно выгнала бы. Непременно. А потом посередь ночи искать бы пошла вся в слезах и домой вернула, преизрядно отругав и незаметно сунув в ладонь сребрушку на непредвиденные расходы. Заметно нельзя, иначе они все начнут уходить из дому умирать под заборами, как псы шелудивые.

Как и предвиделось Джоной с самого начала, Аран посчитал ниже достоинства доверенного лица ее светлости графини Янамари приглядываться к фамилиям в списках. Лорд Джафит, ставший свидетелем хозяйского разноса, только диву давался, откуда в столь тщедушном теле взялись столь мощные голосовые связки. С другой стороны скандал пошел на пользу Джониной внешности — разжег на ее сероватом в прозелень лице жаркий румянец. Перед балом очень кстати получилось, между прочим.

В отличие от столичных модниц. Щеголявших и зимой и летом в тончайших и легчайших шмизах и поголовно пренебрегавших пальто. Леди Алэйа закуталась в меха столь плотно. Что только нос из капора торчал.

«Змеюка хладнокровная, — напутствовал ее злоязыкий призрак. — Гляди, хвост голый не отморозь».

Какой все-таки заботливый пращур попался, даром что мертвый, негодяй.

К удивлению своему, Джона не знала, куда деваться от неожиданного трепета. Словно вернулась назад, в прошлое, прежней девочкой-дикаркой, превратившейся в одночасье из ненужного никому последыша — и в единственную наследницу Янамари, и в подсудимую, и в завидную невесту одновременно. Многовато всего и сразу спору нет.

Едва только Эсмонд-Круг признал ее невиновной и выдал Оркену, как за графиню взялся лорд Джафит, ибо утонченными манерами и воспитанием юная шуриа, мягко говоря, не блистала. Отец Элишву, ее мать, в свет вывозил нечасто, а та не отягощала себя родительскими наставлениями. Ее девизом было: «Жизнь — это праздник!» — анастоящий праздник ограничений не подразумевает, верно?

Но маленькая шуриа доказала большому диллайн, что способна за несколько месяцев научиться говорить как леди, держаться как леди и вести себя как леди. Одним словом, на такой же Весенний бал, только семнадцать лет назад, Джону точно так же вез лично лорд Джафит. Мода была иная — юбки пышнее, яркие шарфы на поясе, большие шляпы с лентами на высоко взбитых волосах, а все остальное — то же самое. Да! Император тоже был иной. Атэлмар Седьмой, имеющий к Атеэйлмару Первому Эмрису столь отдаленное отношение, что будь они простыми смертными — уже давно и за родню не считался бы. К слову, Восьмой по счету Атэлмар Вайерд Ол-Асджер, то бишь нынешний Святой Идвиг, вообще произошел от побочной ветви императорской фамилии, и его права на синтафский трон очень и очень сомнительны, даже ему самому. Хотя… диллайнской крови в нем значительно больше. Что ни говори, а эсмонды сложа руки не сидели, они несколько веков планомерно вытравляли ролфийское наследство княжны Лэнсилэйн.

Думать о кровнородственных связях перед балом — означает наживать себе головную боль, а у Джоны и так имелось о чем поразмыслить. Например, о том, что дорога жизни отнюдь не прямая, а похожа на спираль, и люди просто обречены проходить одним и тем же путем многократно. За семнадцать лет графиня Алэйа выросла и, будем надеяться, поумнела, чтобы правильно распорядиться своей судьбой. Правда, второго Бранда Никэйна ей никогда не найти, не родился еще такой.

Но отчаиваться было тоже рановато. Посмотрим, каковы потенциальные женихи вблизи.

Грэйн эрн-Кэдвен

Хвала переменчивой Морайг, уж чем-чем, а морской болезнью дочь капитана Кэдвена отродясь не страдала, Грэйн сосуществовала с морем мирно, именно так, как и подобает островной ролфи. «Родиться со слезами Морайг в жилах» — так говорили о тех, чья кровь воистину сродни ледяным водам Мэрддин. Раскинь Глэнна по-иному свои руны в час рождения наследницы Кэдвен и окажись Грэйн мальчиком, и вовсе не «огненная голова» украшала бы сейчас ее плечо, а «морской волк» (то самое клеймо, которое злопыхатели с материка именуют «мокрой псиной»). Но — увы! — Морайг ревнива и не терпит женщин среди своих посвященных, кроме «морской» супруги Священного Князя.

Женщинам не место на палубе боевого корабля. Несколько жутких случаев, когда бешеная суть волчьего племени вырывалась из оков цивилизованности, почему-то всегда происходили на море. После одного из них, когда команда ставшего печально знаменитым брига «Клык» взбунтовалась и буквально растерзала женщину-капитана, Вилдайр Эмрис убедился, что некоторые аспекты природы ролфи не изменить никакими карами, — и категорически запретил подпускать женщин к флоту. В конце концов, возможно, что именно звериное начало, вдали от берегов просыпающееся в детях Морайг гораздо быстрее, и приносило флоту Ролэнси удачу на морях? Отважные дочери Ролэнси отличались еще и благоразумием, а потому ни одной из них и в голову не пришло оспаривать решение Священного Князя — и богов. И в самом деле, отвагу можно проявлять и на берегу. Странно, но к пассажиркам на борту своих кораблей (а если говорить откровенно, в Ролэнси все морские суда могут в любой момент превратиться в боевые корабли) Морайг не ревновала, так что Грэйн в этом отношении была совершенно спокойна. Разумеется, она знала, что к берегам Синтафа ее доставит корабль, Ролэнси не принадлежащий, ибо порты Империи были наглухо закрыты для любого судна с Архипелага. Весьма благоразумно со стороны имперцев, но доставляет массу неудобств.