Мария Теплинская - Короткая ночь

Сквозь плотный мешок до нее глухо донесся чей-то рев, тут же ее выпустили из рук, и девушка неловко упала набок, слегка ударившись бедром. Она расслышала чьи-то крики и топот множества бегущих ног. Кто-то, видимо, нагнулся над нею и освободил ее от мешка, в котором она уже задыхалась. Оглядевшись, Леся увидела над собой встревоженную Тэклю. Рядом валялся Янкин брыль и его же черный навершник.

— Что… что это было? — еле выговорила девушка.

— Что было, того уж нет, — ответила встревоженная Тэкля. — Ты как, цела? Не зашиблась?

— Да нет вроде…

— А они… сбежали?

— От нас не убежишь! — торжествующе ответила бабка. — Вон, погляди!

Леся подобрала с земли упавшие Янкины вещи, поднялась на ноги и поглядела в сторону леса. Сейчас там толпился народ, горели факелы, и было хорошо видно. Несколько длымчан крепко держали двоих молодых Броневичей — одному крутили руки братья Горбыли, другого трясли и пинали Павел Хмара и Савел. Леся взглянула на перо цапли, которое все еще сжимала в руке: нижний его конец был окрашен чем-то темным и вязким, и она поняла, что это кровь.

Они подошли поближе, и Леся увидела, что правая рука одного из Броневичей тоже окрашена густой темной кровью, капавшей с пальцев. Перед ним стоял дядька Рыгор и сурово его допрашивал, тыча факелом почти в самое лицо.

— А ну говори, кто вас подучил? Все равно ведь дознаемся, хуже будет!

— Говори, паскуда! — подхватил Михал Горбыль и с силой рванул его за руку, так что Броневич зашипел от боли.

— Ну-ну, полегче! — осадил Михала Рыгор. — Без тебя разберемся. Ну так кто же вас подучил, а, хлопцы? Ни в жисть не поверю, что сами додумались! Опять Островичи, да? Яроська? Вам заплатили? Сколько? Кто вербовал?

Молодой Броневич не успел ответить: сквозь неплотную пока еще толпу к ним протолкался еще один рослый шляхетский молодчик. Без всяких церемоний он ухватил Рыгора за густую гриву и загремел страшным голосом:

— Вы на кого, падлы, руку подняли? На Броневичей?

Рыгор ничего не ответил, лишь сделал какое-то почти незаметное движение, словно бы отмахнулся от назойливой мухи, однако же грозный молодой шляхтич кубарем покатился прочь.

Когда же от, отчаянно матерясь и проклиная всех и вся, начал вставать, возле него вынырнул юркий дед Юстин.

— Ну как же! — ехидно заметил старик. — Вот шли себе мимо ваши Броневичи, никого не трогали, а на них взяли да и руку подняли! Вот как так может быть?

Поверженный шляхтич в ярости развернулся к нему:

— Да кого бы они ни тронули, что бы они ни сделали — не вам, хамову отродью, их за то судить — понял, старый хрыч? На то суд есть, закон! Но вам-то, ясное дело, никакие законы не писаны!.. Оттого, что все законы — за нас, потому как мы — Броневичи, а вы — мразь, ничто, хамово племя!

Между тем вокруг стало совсем светло — это с поляны пришли танцоры и факелами разогнали ночную мглу. К Лесе с Тэклей подошел обеспокоенный Горюнец; факел еще дымился в его руке. Щеки его пылали, расшитый ворот рубахи сбился чуть на сторону.

— Слава Богу, обошлось на сей раз! — вздохнул он и размашисто перекрестился, чего почти никогда не делал. — Вот только на минутку отвернулся…

— Вот что на нее надели! — Тэкля передала ему сильно потертый и, видимо, очень старый кожаный мешок, который все еще держала в руках.

— Славный мешочек! — заметил Янка. — Такими, я знаю, часовых с постов снимают. — Дядь Рыгор, взгляните-ка!

Рыгор внимательно осмотрел мешок, заглянул внутрь и даже принюхался.

— Ах, вот оно что! — проговорил он почти ласково. — Али это, скажете, тоже не ваше? А внутри-то что — никак, махорочка? Ну, махорочка-то — дело ясное, а вот что там еще? Чую, что дрянь какая-то насыпана, а вот что она такое?

— Насколько я помню, дядь Рыгор, это что-то от моли, — пояснил Янка. — В наши лари да скрыни такого не кладут, а вот в городах бабы частенько этим свои наряды пересыпают.

— Ловко! — заметил Рыгор. — Загодя, стало быть, готовились? Глянь-ка, и отраву городскую раздобыть сумели! Нет уж, голуби сизые, теперь вам так просто не отвертеться!

Но тут стоявшие кругом них люди внезапно замолчали и попятились, и на середину круга вышел здоровенный пожилой шляхтич с высоко подбритой чуприной и низко висящими длинными усами. Это был старый Казимеж, глава клана Броневичей.

— Что тут стряслось, люди добрые? — вопросил он дельно и спокойно. — Чем вам паничи наши не потрафили?

— Ваши паничи нашу девку умыкнуть пытались, — так же спокойно объяснил Рыгор. — На месте застигли. Они ей уж мешок на голову накинули — вот сами поглядите, пан Казимеж!

Старый Броневич взял у него мешок, затем с отеческим упреком поглядел на своих незадачливых отпрысков.

— Ох, неслухи! — вздохнул он. — Нешто вам не говорено: эти девки шуток не разумеют, сразу драться лезут! Эх, Бартек, Бартек! — обратился он к одному из них, с чьей руки все еще капала кровь. — И чем это она тебя так достала? Когтями, что ли? Да вроде не похоже…

— Пером… — проскулил молодой Броневич.

— Каким пером? — не понял старый Казимеж.

— Вот этим, — Леся протянула ему злополучное перо.

— Точно, перо, — удивленно заметил Казимеж и взглянул на Лесю. — Ничего не разумею — это тебя они, что ли, умыкнуть хотели?

Он изумленно разглядывал маленькую изящную девушку с высоты своего могучего роста.

— Вот напасть! — внезапно плюнул он в сторону. — Это ж сраму-то сколько — эдакая канарейка его пером обидела! Тьпфу!

Все кругом так и покатились от хохота, а оба молодых Броневичей стали на газах наливаться краской, как вареные раки.

На самом же деле все было совсем не так смешно. Длымчане не хуже Броневичей понимали, что лучше бы им помириться на том, что это была просто неумная и неуклюжая шутка. Все знали, что им все равно никому не удастся доказать, что это не так. И вообще, несостоявшееся похищение девушки доказать крайне сложно; даже если похитителей застигли с поличным — совершенно невозможно доказать преступность их намерений: они всегда могут отпереться, что хотели просто поиграть, пошутить. В конце концов, ничего плохого не случилось, Леся никак не пострадала. А уж коль скоро в этом деле замешан молодой Островский — а никто не сомневался, что так оно и есть — то тут и вовсе без толку что-либо затевать.

А потому длымчане стояли вокруг и хохотали, держась за животы, тыча пальцами в молодых Броневичей. По знаку Рыгора их отпустили, но Михал все же напоследок чувствительно пнул горемычного Бартека. Теперь Броневичи растерянно озирались, прижавшись друг к другу спинами и не зная, куда деваться от этого беспощадного хохота, от этого своего позора.