Андрей Мартьянов - Наследник

Кетиль, в свою очередь дивясь непроходимой тупости Слейфа, пересказал историю о том, как Рёрик из славного и могучего рода Скёльдунгов был изгнан из Дании, лишившись родного дома — с ним ушли его сторонники, теперь Рёрик и дружина-дротт могут надеяться только на богов, судьбу и свои клинки. Сам Кетиль нордмадр-норвежец, он ушел из рода и вступил в вольную дружину Рёрика – Кетилю запретили жениться на любимой девушке, которая должна была выйти за ярла из соседнего фюлька...

Слейф пожал плечами и в сотый раз повторил — не нидур!

Тяжело с чужеземцами.

Тем не менее, из длительной экскурсии по Альдейгьюборгу Славик вынес достаточно полезных сведений — Кетиль старался не зря. Город разделен на четыре неравные части, слободы: одна принадлежит данам, другая норвежцам и свеям, третья, самая большая, местным словинам-кривичам — они управляют городом, следят за порядком и соблюдением закона, обязательно привлекая к совету своих старейшин глав иноземных общин. Четвертая слобода — торговая, там живут купцы, не только даниры или нордмадры, а еще люди из Кёнугарда и даже Бизантия.

— Бизантий? — переспросил Славик. — Э-э... Константин-кесарь, да? Кесарь, цезарь, кайзер?...

— Кайсар, — лицо Кетиля озарилось радостью понимания. — Фирир конунг аф Бизант! Миклагард! Гюлльгард!

— Золотой город? Константинополь? — настаивал Славик.

— Йа-а...

— Пойдем посмотрим на миклагардис мадрис?

Кетиль улыбнулся. Слейф потихоньку начинает говорить так, как говорят даны. Хочет увидеть ромеев? Почему бы и нет?

Весной, когда начиналось половодье, низинную часть Альдейгьюборга подтапливало, оттого многие дома коренных жителей стояли на сваях, а переселенцы-скандинавы, предпочитавшие излюбленные длинные дома-полуземлянки, больше напоминавшие вытянутые холмики прямоугольной формы, строились на возвышенностях.

Безусловно, слово «город» в привычном его понимании к Альдейгьюборгу мало применимо — огромная деревня самого варварского вида, «улиц» как таковых нет, их заменяют утоптанные дорожки между свайными домами, по окруженным репьем и полынью тропкам разгуливают пегие козы со взглядами законченных шизофреников.

Славик отметил — кошек здесь совсем нет (ни единой!), собаки крупные, коричневатой или серой масти, на незнакомцев не лают, лишь провожают ленивым взглядом. Возле берега полным-полно домашних гусей, курицы и петухи за тысячу двести лет нисколько не изменились. Темно-рыжие коровы, привычные овечки. Сельскохозяйственная идиллия.

Купечество жило обособленно — рядом с крепостью, которая по ближайшему рассмотрению оказалась не столь уж и огромной. В случае нападения на город в ней могут укрыться женщины и дети и небольшой гарнизон, а нападения наверняка случались — Славик оценил обширное пожарище к югу холма: обугленные столбы, квадратные остовы жилищ, густые заросли бурьяна. Обычный пожар? Вряд ли, длинный дом так просто не подожжешь, он совсем не зря покрыт сверху слоем земли и травой — даже если ветром принесет искры и головни от другого пожара, строение не займется, запалить его можно только изнутри!

Славик ожидал встретить у византийцев хоть малейшие признаки «цивилизации», но ошибся — три двора, принадлежащие ромеям или их представителям, решительно ничем не отличались от домов хозяйственных славян Альдейгьюборга: столбы-сваи, лодки под навесами (а до берега реки метров четыреста под уклон), слабо пахнет хлевом и свежей пшеничной выпечкой, как у бабушки в деревне под Питером. Известно, что обонятельная память самая сильная, у Славика аж голова закружилась.

— Здесь живет очень богатый и уважаемый купец Алексей, — в интерпретации Кетиля греческое имя звучало «Олексист», но Славик уяснил, что надо делать поправку на северный выговор. — Он приезжает в Альдейгьюборг весной, и уходит зимовать на юг за четыре седмицы до того, как ударят морозы и реки замерзнут. Щедрый человек, Рёрик дважды брался охранять его корабли, Алексей всегда честно расплачивался серебром... Видишь знак над дверью? Бронзового орла с двумя головами? Значит, Алексей отмечен великим конунгом ромеев — у этого конунга сотни сотен войска и он очень богат, богаче любого вождя на севере. В тех землях верят в Белого Бога, Христа.

— Кристья? — повторил Славик. Поднял указательный палец к небу и вытащил из-за ворота нательный крестик на цепочке. — Иисус Христос?

— Йа-а, Кристья. Миклагардис год.

— А годс данир как зовут? Нафн годиск?

— Один, Аса-Тор, Бальдр, Фреир, Ньорд, — перечислил Кетиль. — Боги Асгарда и Ванахейма. Разве ты ничего о них не знаешь? Пойдем, я покажу тебе божий круг, он подальше, в лесу — где растут старые дубы. Дуб — дерево богов.

Славик различил только ключевые слова, но осознал: контакт постепенно налаживается, они с Кетилем начали отчасти понимать друг-друга. Оказывается, древнескандинавский не настолько сложен, как думалось поначалу! Когда постоянно находишься среди людей, говорящих на чужом языке, невольно начинаешь прислушиваться и учиться!

Кетиль двинулся по знакомой тропке, в обход хлебных полей — нельзя идти через пашню напрямик, потопчешь, а чужой труд надо уважать. Лес, когда-то окружавший Альдейгьюборг, вырубили или пожгли, чтобы освободить место для посевов. На дальние луга, за грядой холмов, водят скотину на выпас, глухие чащобы сохранились выше по течению реки, в сторону Ильмень-озера, на берегах которого стоит юный Хольмгард-Новгород. Отправишься в противоположную сторону — уткнешься в непроходимые приладожские болота.

— Большие дрэки могут пройти до Хольмгарда только через волок, — рассказывал по дороге Кетиль, и плевать ему было, поймет Слейф или нет. — На реке пороги, корабль разобьется. Волоков два, в Медвежьем урочище и на Тропе Лося. Дрэки сэконунга Рёрика Скёльдунга мы перетаскиваем за один полный день. Я пошел в первый дальний вик позапрошлым летом, мы добрались до самого Кёнугарда — большой город, как Аахен или Бирка! Ты меня слушаешь, Слейф-гасти?

— Хват ист «гасти»?

— Чужестранец. Человек не из нашего рода, пришедший из дальних земель. Но не враг.

— Не нидур.

— Ох, ну что с тобой делать, Слейф... Бестолковый, как маленький ребенок. А ты выглядишь старше меня, совсем взрослый мужчина. Сколько зим назад ты родился?

— Хват?

Кетиль остановился, сокрушенно покачал головой и принялся указывать пальцем то на себя, то на солнце. Взял сухую палочку, начертил на земле несколько кругов. Вытянул руку, начал загибать пальцы.

— Кетиль эйнн, Кетиль твейр, Кетиль трир...

— А-а! Ясно! Сколько мне лет? — Славик подобрал сухую ветку березы и наломал на двадцать семь кусочков. Выложил на тропинке в три ряда, два по десять и еще семь. — Считай, я еще маленький!