Андрей Мартьянов - Наследник

— Обязана?! — Серега поднял голос, что граничило с откровенным хамством. — Я отвечаю: пока Славик абсолютно случайно не нашел Дверь спрятанную за ковром, он и малейшего понятия не имел, какое наследство получил от старой карги!

Господин Гончаров, ничуть не изменившись в лице, поднялся, шагнул к серегиному табурету и легко ухватил увлекшегося наглеца за манишку. Владимир Платонович человек немолодой, но силы у него — как у быка, это Серега почувствовал мгновенно. И выше на голову.

Наталья тихонько ойкнула. Трюггви не двинулся с места и сделал вид, что небольшой конфликт его совсем не касается.

— Юноша, — очень вежливо и тихо сказал Гончаров. — Уясните наконец, что я — ваш друг. И что существуют тайны, которые вас не касаются. Вы же не пойдете в Кремль к президенту Медведеву требовать подробных объяснений об устройстве и принципах работы «ядерного чемоданчика»? Это первое. Второе: Постарайтесь быть менее эмоциональным. Я человек старой школы и не люблю лишней грубости — вы совершенно зря назвали госпожу Кейлин «старой каргой», эта маленькая женщина шестьдесят лет прислеживала за Дверью в качестве аргуса и не допустила ни одной ошибки. Почти ни одной: она не успела ввести в курс дела избранного ею преемника, или, что более вероятно, преемник сам не увидел очевидного — по случайной глупости, по молодости или невнимательности. Я извиняю ваши необдуманные слова, Сергей. Однако, постарайтесь впредь не повторять нелепых ошибок.

Ладонь разжалась. Серега понял, что лицо покрыто потом — судя по взгляду и интонации Гончарова, он мог убить не задумываясь, в интеллигентном по виду джентльмене из города Мюнхена дремала некая сила, не рассуждающая и беспощадная. Ее отблеск в глазах Владимира Платоновича Серега увидел четко — холодная сине-голубая искра, как лунный лучик на лезвии отточенного меча.

С этим человеком лучше не связываться. Дикарь Трюггви рядом с ним — котенок.

— Оставим, — сказал Гончаров. — Я очень не люблю ссоры. Наташа, что вы сможете предложить на ужин? Или будет проще заказать по телефону готовую еду в каком-нибудь ресторане, чтобы привезли на квартиру? Нет-нет, не беспокойтесь, я не собираюсь жить за ваш счет — мне нужен только диван, чистое белье и одеяло, в Петербурге очень холодно. Вы теперь исполняете обязанности хозяйки дома? Примите пожалуйста на проживание. И не возражайте, мне будет обидно!

Владимир Платонович вынул из бумажника две купюры по пятьсот ЕВРО и положил на стол. Наталья (не откажешь человеку в невозмутимости!) пожала плечами, забрала деньги и направилась в прихожую. Сказала, обернувшись:

— Вы пока отдыхайте, я загляну в обменник и сразу в магазин. Тоже придумали — в ресторане заказывать! Вы знаете сколько это у нас стоит? Ребята, домашняя курица в соусе карри, зеленый салат и вареная картошка вас устроят?

— Это замечательно, — вежливо кивнул Гончаров. Повернулся к Трюггви, поучающим тоном что-то объяснил. Дан встал и — удивительно! — медленно поклонился Наталье в пояс.

— Что вы ему сказали? — ахнул Серега.

— Ничего особенного. Если перевести дословно — госпожа, владеющая этим домом, сама пойдет за добычей. Здесь так принято, охотятся не мужчины, а женщины.

Гончаров говорил это с невозможно серьезным видом.

— И он поверил?

— Да. Эти люди с пеленок приучены уважать чужие обычаи и, больше того, в вопросах бытовых неимоверно тактичны. Но попробуйте его обмануть, например, в делах денежных — не получится! Скандинавы невероятно хитры и умны, иначе не завоевали бы половину Европы. Запомните, Сережа: они думают и воспринимают мир совсем иначе, чем современный человек.

— Откуда вы знаете?

— Я бывал там, на той стороне. Бывал неоднократно. И выжил. Больше того, я полюбил этих людей: жестоких, свирепых, верующих только в себя и в Судьбу. Но в то же время очень отзывчивых, невероятно учтивых, и — по своему, — бесконечно добрых. Начинайте учится Сережа — теперь вы помощник аргуса. Даже двух, учитывая мою скромную персону.

— Вы могли бы обращаться ко мне на «ты»? Непривычно...

— Конечно, Сергей. Договорились.

Город назывался сложно — Альдейгьюборг, иногда даны говорили более кратко, Альдейга, отбрасывая окончание «борг», и в ХХ веке означавшее «холм» или «крепость на холме».

Крепость была, да еще какая! Возвышенность на правобережье реки, однозначно идентифицированной Славиком как Волхов, оседлал шедевр местной архитектуры — внушительное сооружение из могучих, обмазанных желтоватой глиной бревен, пять квадратных башен с шатровыми крышами на углах, двое ворот — речные, ведущие к гавани, и смотрящие на запад, собственно на город; Рёрик именовал его словами, очень похожими на русские: «гардар» или «гард». Вполне возможно, корни идут именно отсюда...

По меркам будущего поселение на Волхове не дотягивало даже до зачуханного райцентра где-нибудь на тамбовщине или в приуралье, но для нынешней эпохи Альдейгьюборг был едва ли не мегаполисом — большая крепость, две с лишним сотни дворов и, конечно же, настоящий порт: Славик насчитал семнадцать чужих кораблей, а с новоприбывшими данами получалось два полных десятка, полновесный боевой флот! Сразу видно, здесь расположена крупная перевалочная база, на которой держится торговля всего региона, а то и земель заморских — той же самой Дании и прочих побережных стран...

С первого (и далеко не самого приятного) знакомства с данами минуло шесть полных суток, почти неделя. В Альдейгьюборг ладьи Рёрика пришли третьего дня и, похоже, конунг собирался задержаться в городе надолго — корабли сразу вытянули на сушу, утвердили на подобии деревянных стапелей и вроде бы начали готовить к ремонту.

Груз перетащили в один из здоровенных сараев, стоявших на пологом берегу, часть дружины разбила лагерь прямиком в гавани: поставили палатки, до смешного похожие на старые советские брезентухи — каркас из гладко оструганных досок в виде двух букв «Л», между ними натягивается выбеленная парусина, внутрь кладутся овечьи шкуры и пожалуйста, жилище готово. Просто и удобно.

Начиная с памятной ночи на Ореховом острове Славик получил относительную свободу — руки больше не связывали, во время двух стоянок на безлюдных берегах Ладоги за ним никто не следил — ходи где хочешь, делай, что душе угодно. Впрочем, общаться со Славиком даны не желали категорически — будто его вовсе не существовало. Один раз жестами попросили помочь нарубить дров и только.

Внимание проявил лишь Торстейн по прозвищу Гюлльскег — подарил две старые сероватые рубахи, льняную и шерстяную, штаны да пояс-ремешок. Ткнул пальцем в камуфляж, сообщил, что эдакая одежка ней вель, оденься-ка ты лучше как всякий уважающий себя мадр. Незачем позориться перед всеми данирс дротт, стыдобища.