Вера Камша - Темная звезда

Сейчас рядом не оказалось докучливых медикусов, и Стефан решился спуститься во двор. Лестница показалась бесконечно длинной, но он ее все же преодолел. Кругломорденький Мика никак не прореагировал на появление во внутреннем садике высокого худого человека, который, пошатываясь, брел к ним, но Белка завизжала от радости и возмущения. Бросившись к Стефану, девочка обхватила его обеими руками и, ворча, повела к скамейке.

Стефан протестовал, но не слишком сильно. Во-первых, преданность дочки Шандера всегда его трогала, а во-вторых, помощь ему была нужна — он переоценил свои силы. Белка заботливо усадила принца на скамейку и пристроилась на земле у его ног.

— Бельчонок, ты же вымажешься, как поросенок!

— Здесь сухо, — отмахнулась девица, — ты почему один?

— Да, знаешь ли, захотелось прогуляться, смотрел на вас в окошко, стало завидно — солнце, птицы летают. А это твой новый друг?

— Братишка Ритки. Бестолковый совершенно. Знаешь, он хочет быть адмиралом, а сам плавать не умеет, боится воды.

— Ты его поучишь?

— Ладно уж, — великодушно кивнула Белинда. — Только он слишком толстый.

— А ты тощая, как бродячая кошка, — окрысился мальчишка.

— А у тебя уши торчат. У адмиралов таких ушей не бывает!

— А ты откуда знаешь?!

— Знаю. Рене мой друг.

— А вот и нет. Он друг барда, а бард и Марита жених и невеста. Вот я скажу Маритке, она попросит, и бард скажет герцогу с тобой не разговаривать!

— Это с чего ты решил, что они жених и невеста? — откровенно потешаясь, осведомился Стефан.

— А он прислал Маритке записку, она аж завизжала от радости и побежала к нему. До сих пор не пришла, наверно, женится…

— Ну и дурак же ты, — Белка не скрывала возмущения, — они оба уехали, так что ты не ври…

— Я не вру! Она эту записку еще целовала. Вы, бабы, такие дуры!

Белинда от негодования лишилась дара речи, и Стефан воспользовался моментом:

— Когда, говоришь, она ушла?

— Давно уже. Я тогда ел, а потом за мной Белка пришла.

— Ну, так она наверняка уже вернулась, просто тебя дома не было.

— А вот и нет, — Мика стоял на своем, — я ее ключ с собой взял, потому что мой потерялся…

— Он все время ключи теряет, растяпа, — фыркнула его приятельница.

— Слушай, Белка, ты знаешь, где отец?

— Он у Лукиана сидит, я видела.

— Приведи его сюда, и побыстрее!

— А что?

— А ничего. Он мне нужен.

— А ты?

— А я пока с Микой посижу.

— Толку от него!

— А ты поторопись!

— Ладно.

Белка действительно поторопилась. Не прошло и десятинки,[61] как предводительствуемые Белиндой Гардани с Лукианом выскочили из-за угла караулки. Увидев Стефана, они облегченно вздохнули.

— Что случилось? — Гардани выглядел озадаченным — Ты…

— Я уже тридцать четвертый год, как я. Мне стало полегче, и я спустился в сад. Дело не в этом. Мариту выманили подложной запиской.

— Почему ты так думаешь?

— Ее братишка говорит, что она пошла на свидание к Роману, но Роман и Рене около полудня уехали в монастырь святого Эрасти. Я думаю, девочка кому-то мешает.

— Или, наоборот, очень нравится, — проворчал капитан «Золотых». — В любом случае ее надо найти.

— Поднимайте всех! Это приказ. Пусть обыщут замок. Не нравится мне это.

— В последнее время мне не нравится все, — Лукиан был явно встревожен. Пожалуй, надо взять собак.

— Верно. Мика, беги на псарню, пусть сюда бегут Мечи и Янек со сворами.

Мика серьезно кивнул щекастой головой и, преисполненный собственной значимости, помчался исполнять поручение. Со всех сторон в садик сбегались «Серебряные» и «Золотые». Увидев принца, многие расплывались в улыбке, и Стефан понял — его любят. Почему-то это открытие его ужасно смутило, хоть и обрадовало.

К счастью, выражать свои чувства гвардейцам было некогда. Дворик быстро опустел, и на скамейке остались лишь Белка и Стефан, да у причудливых ворот мыкался десяток воинов, оставленных Шандером на всякий случай.

Рене и Роман почти бежали через ухоженный монастырский двор. Аббат Фелиций с трудом поспевал за гостями, изо всех сил стараясь отвечать на вопросы кратко и точно.

— Когда вы его нашли?

— Около полудня. Мы не думали… Его Высокопреосвященство просиживал в библиотеке с утра и до глубокой ночи и не любил, то есть не любит, когда его беспокоят. Последним его видел послушник Леон, принесший после Рассветной службы блюдо черешен. Он в монастыре около пятнадцати лет и очень предан… Его Высокопреосвященству… Дверь была заперта изнутри на засов… Его Высокопреосвященство часто так делает.

— Он кому-то не доверяет?

— Все дело в собаке, которую он, простите, очень баловал. Пес научился открывать лапой дверь и не питал никакого почтения к древним фолиантам. — Тут Фелиций позволил себе улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. — Изгонять сие животное из хранилища Его Высокопреосвященству надоело, и он стал запираться.

— А где собака сейчас?

— Мертва. Застрелена из арбалета. Кто сие сотворил, не ведаем.

Аббат был так потрясен несчастьем, что ему и в голову не пришло спросить, по какому праву светские врываются в монастырь и требуют отчета. Впрочем, было в герцоге Рьего нечто, заставлявшее повиноваться ему без лишних слов. Монастырский целитель, суетящийся у кардинальского ложа, тоже это почувствовал и покорно отошел в сторону, дав дорогу эландцу и сопровождавшему его либру. Роман склонился над хрипящим в агонии, узнавая и не узнавая того человека, с которым разговаривал еще вчера.

Иннокентий был без сознания, в углах губ пузырилась кровавая пена. Что-то предпринимать было поздно. Роман поднял сведенную судорогой руку, взглянул на ногти, тут же опустил и обратился к целителю:

— Что скажете, отец?

— У Его Преосвященства больное сердце, слабые жилы, он всегда весной жаловался на легкие, но мы не ждали несчастья так скоро…

— Вы осмотрели его руку между безымянным и указательным пальцами?

— Нет, налицо все признаки легочного кровотечения…

Так, значит, руки они не осмотрели, впрочем, это уже ничего бы не изменило. Собаку убили не зря…

— Ты полагаешь? — Герцог железной хваткой сжал плечо барда.

— Я не полагаю, я уверен. Эркард выпил яд вчера днем, к полуночи все было кончено. Кардинала, видимо, отравили утром…

— Значит?

— Он умрет в течение часа, — с трудом произнес Роман. — Это Агва Закта,[62] легендарный яд, использовавшийся клириками для казни отступников из числа бывших служителей. Противоядия не существует. Считается, что это секрет Церкви. Согласно канонам, Агва Закта должна храниться у Скорбящего Брата[63] на случай, если кто-то из клириков впадет в ересь.