Юлиана Суренова - Дорогой сновидений

— Выпей, Лис, — тихо проговорил он.

— Нет, — караванщик замотал головой, поспешно отодвинулся от протянутой руки лекаря назад, словно в той был яд. — Я не могу! Мне скоро в дозор. Нет!

— Пей.

— Я ведь сказал: нет. Атен еще не оправился от болезни, Евсей валится с ног от усталости и волнения за судьбу брата. Я должен…

— Ты должен послушаться меня. Пей, — он чуть ли не насильно влил в рот мужчины лекарство. Дождавшись, пока оно подействует и караванщик заснет, Лигрен вылез из повозки, старательно задернул полог.

Несколько мгновений он стоял, держась за деревянный край и бессмысленно глядя прямо перед собой. На лбу выступила холодная испарина, губы нервно подрагивали.

— Лигрен! — громкий голос, прозвучавший возле самого его уха, заставил лекаря, вздрогнув, повернуться. Перед ним стоял Евсей. — Хорошо, что я нашел тебя. Тут такая история… Кое-кто из родителей второй день не может разбудить своих детишек…

— Сколько их?

— Малышей? Трое. И Мати тоже спит… Выходит, четверо.

Лекарь бросил через плечо взгляд назад, на повозку Лиса, пробормотав: — Шестеро…

— Отчего это? Может быть, они заболели?

— С детьми все в порядке, — не глядя на караванщика, проговорил Лигрен. — Они совершенно здоровы, просто крепко снят. И пусть спят. Так даже лучше. Особенно сейчас…

— О чем ты? — Евсей смотрел на него, не понимая, что происходит.

— О… — он собирался все рассказать, но прежде спросил: — Ты сказал, Мати тоже спит?

— Да… Нет, — вздохнув, он махнул рукой, — не знаю. С одной стороны, странно все это. А с другой… С ней ведь священная волчица, которая защищает и ее тело, и душу…

— Посмотри на меня.

— Что?

Лекарь заглянул на дно его глаз. И вздохнул с некоторым облегчением, не заметив следов болезни. "Нет. Евсей еще не отмечен. Глаза ясны и спокойны, вокруг зрачков нет синеватых кругов, красные прожилки не набухли, готовые лопнуть… Пока нет", — вновь помрачнев, напомнил он себе. Болезнь будет распространяться и дальше. И не пощадит никого.

— Что происходит? — караванщик насторожился. Его пальцы сомкнулись на руке лекаря, приглушенный голос полнился тревогой.

— Ничего, — он огляделся. Вокруг них начали собираться люди, глаза которых начали полнится волнением.

— И, все же… — Евсей не собирался отступать, почувствовав что-то недоброе.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, проговорил Лигрен. — Идем со мной.

— Куда?

— К господину, — его сердце обливалось кровью при мысли о том, что ему придется тревожить покой бога солнца. Но иного выхода не было. Он не справился со своей работой. И не важно, что в этом не было его вины. Если кому и по силам побороть ужаснейшее из снежных поветрий — безумие — так это повелителю небес, сильнейшему из небожителей.

Шамаш выслушал его молча, не переспрашивая и ничего не говоря. Все это время он смотрел на приглушенный пламень огненной лампы, лишь раз бросил взгляд на забившегося в угол Евсея, все сильнее и сильнее сжимавшегося от каждого нового слова, которое срывалось с губ лекаря. В глазах караванщика застыл ужас, когда он знал, что эта болезнь — верная смерть, которая скосит всех, кого коснулось ее крыло.

— Лекарь, ты уверен в этом? — когда Лигрен умолк, спросил колдун.

— Да.

— Ты не мог ошибиться?

— Это невозможно. Все знают признаки безумного поветрия, ибо они — знак смерти. Любой человек хотя бы раз в самом страшном сне видел их. И, потом, — продолжал он, не в силах остановиться, словно веря, что вместе с последним словом закончится жизнь, — если бы речь шла лишь об одном заболевшем… — он безнадежно качнул головой. — Я дал Лису и Лине успокоительное, достаточно крепкое, чтобы усыпить их. Но сон продлится лишь несколько часов. А потом…

— Эта болезнь скоротечна, — отозвался из своего угла Евсей. — Уже к вечеру все мы будем больны… Там смерть станет избавлением.

— Я всегда был уверен, что безумие не заразно, — опустив голову на грудь, проговорил колдун.

— Это — еще как! Безумие — хворь пустыни. Оно внезапно и неизлечимо… Вот только… — лекарь чуть наклонил голову вперед, в сомнении. — Здесь такая странность. Мы ведь никого не встречали в дороге, и, значит, не могли заразиться от людей. Мы давно не охотились — выходит, болезнь пришла не с животными… Но не могла же она явиться из ниоткуда, свалившись как снег на голову!

— Можно было бы предположить, что ее подхватили олени, а мы заразились от их мяса, — проговорил Евсей. — Но все животные живы и здоровы… Действительно, странно…

— А если дело в змее? — Шамаш искал ответ так же, как и все остальные.

— Нет, — качнул головой лекарь. — Тогда бы первым заболел Атен. Он бы не смог справиться с ядом и был бы уже мертв… Но даже если бы он выжил, стал переносчиком, первыми должны были заразиться те, кто был рядом с ним… — нет, конечно, он понимал, что богу не страшны людские болезни, но вот он сам… — Атен все это время не выходил из повозки. Мы тоже мало с кем общались… Нет, все происходит совсем не так, как должно было бы. Дети заснули и именно их родители больны. За исключением отца Мати… И, в то же время, сами ребятишки совершенно здоровы… Сплошные исключения! Ерунда какая-то! — его разум отказывался что-либо понимать. — И у нас нет времени на то, чтобы сейчас доискиваться до причины происходящего…

— От этой болезни есть лекарство?

— Нет, — в один голос ответили караванщики.

— Единственное спасение — смерть. Мы обречены, — прошептал Евсей. Потом он взглянул богу солнца в глаза. — Господин, уходи сейчас. Запомни нас такими, какие мы есть. И…Прошу Тебя: возьми с собой рукописи, отдай их кому-нибудь на Своем пути. Пусть память о нас останется.

— Перестань, — колдун поморщился. Не важно, человек он, бог или дух — Шамаш собирался бороться за жизнь друзей до конца. Несколько мгновений он раздумывал, дожидаясь, пока план действий сложится в стройный ряд, а затем принялся за его осуществление. — Идемте, — он первым выбрался из повозки.

Снаружи его ждали караванщики, успевшие проснуться и, увидев знак беды, распознать его.

— Расходитесь… — начал лекарь, который не просто не хотел, но боялся давать какие-либо объяснения.

— Не надо, — спокойно возразил Шамаш. Он оглядел собравшихся. — Я так понимаю, вы знаете, что происходит?

— Да… — переглянулись те. Они шли, чтобы расспросить лекаря, который подтвердил бы или опроверг их опасения. От бога они ждали иного — помощи, излечения — того, что был способен дать лишь Он.

— Тогда принимаемся за дело, — его решительность рождала уверенность, что им не будет отказано в спасении. — Погасите все костры, все огненные лампы, все, где есть живой огонь… И еще. Сверните шатер. Пусть над нами будет открытое небо и свет поднимающегося солнца.