Андрей Егоров - Стерпор

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В ней рассказываются и вовсе удивительные вещи, а также исследуются нравы и традиции некоторых особенно гнусных насекомых

Мир вдруг заволновался, сделался страшен и нестабилен, воздух загустел, пошел волнами, и я ощутил, что с моим телом происходит что-то странное – по коже бегут быстрые мурашки, а руки и ноги как бы свело судорогой. В следующее мгновение все вокруг внезапно стало расти, стремительно уноситься вверх – обещанная Ламасом трансформация началась. Громкий выкрик Лювера «Да ломайте же быстрее!» донесся до меня словно на отдалении. Потом он и вовсе отодвинулся куда-то, исчез за границами восприятия, словно мои драгоценные уши утратили способность улавливать человеческий голос, зато я услышал множество иных звуков – шелест, гул, стрекотание. Какие-то существа издавали едва различимое воркование за высокой каменной стеной, уходившей отвесно под самые небесные своды. Мелкие твари шевелились, они жили вокруг меня, и это было по-настоящему страшно. Я понял, что неожиданно очутился в диковинном и немногоцветном мирке. Передо мной простирались длинные серые плиты, их шершавая, жесткая поверхность больно врезалась в ноги. Ноги?! Тело вдруг показалось мне неуклюжим и донельзя странным. Я попробовал пошевелиться, сделать хотя бы единое движение, но тут же почувствовал, что мои ноги раздвоились. Я пошатнулся и едва не упал. Да что же это такое? Что же это?!

«Ламас сотворил что-то не то, – промелькнуло в сознании, – он сделал со мной что-то ужасное, и я превратился в обитателя далекого потустороннего мира, я буду отныне всегда пребывать в тусклых цветах и диковинных звуках…»

Слова Алкеса всплыли перед моим мысленным взором, и я ощутил острый приступ отчаяния. «Да ты ни одного заклинания не можешь произнести правильно, обязательно что-нибудь напутаешь… У тебя в голове все перемешано, ты даже дерева нам нормального под окном вырастить не смог, мне никогда не забыть этот огромный каменный корнеплод, который получился. Его до сих пор пытаются выкорчевать…» Должно быть, я и сам стал корнеплодом, торчу где-нибудь в дворцовых грядках, скоро ко мне придет королевская челядь, вооруженная лопатами и топорами, и начнет меня выкорчевывать.

В ответ на мои страшные мысли сверху так прогрохотало, что даже я своим видоизмененным ухом смог различить человеческую речь: «Возьми их Пределы, да они же исчезли! Куда они могли подеваться?!» В то же мгновение задвигались гигантские предметы, их очертания зашевелились тенями, пугающими, массивными тенями. Потом с оглушительным свистом с небес опустилось несколько тяжеленных гор, взвихрив целые тучи пыли. Я внезапно с ужасом понял, что это вовсе не горы, а ступни чьих-то ног. Подтверждая мою догадку, они пронеслись мимо меня и гулко ударили в шершавые длинные плиты. Но ведь и это вовсе не плиты, а камни, из которых сложен пол комнаты совещаний.

Мне вдруг стало совсем не по себе, так плохо, что я отчетливо ощутил, как на меня накатывает дурнота. Того и гляди, грохнусь в обморок, хотя я никогда не отличался излишней впечатлительностью. Злой рок, преследовавший меня всю жизнь, снова до меня добрался. На сей раз в образе мерзкого, престарелого колдуна Ламаса, которого я, к своему несчастью, возвысил, взяв к себе на службу. Я вспомнил, что сулил этому негодяю золотые монеты и даже успел выплатить первое жалованье. Мы позволили ему обрести человеческий, – или близкий к этому, – облик и вымыться в великолепной бочке на постоялом дворе Руди Кремоншира, потратили сбережения Кара Варнана на приличную одежду для мерзавца. Хотя, судя по произошедшим со мной переменам, хорошим решением было бы забыть о его пристойном виде, оставить в лохмотьях на центральной улице Стерпора, там же, где я его встретил, а еще лучше утопить в той самой бочке. Я даже представил, как держу колдуна за голову и яростно макаю в мыльную пену… Сладостное видение, впрочем, покинуло меня в тот же миг, потому что еще несколько гор-ступней опустилось неподалеку.

Что со мной произошло?! Кто я теперь?! Я снова предпринял попытку пошевелиться и, к своему изумлению, увидел, что перед моим взором оказались сразу две лохматые конечности, они зашевелились в ответ на мой позыв одновременно. Конечности совсем не напоминали ноги, а скорее выглядели как мерзкие лапы какого-нибудь хищного животного. Несколько гибких суставов позволяли моим конечностям прогибаться наружу. Экая мерзость – эти мои новые лапки!

Я неожиданно понял, что теперь могу видеть и даже, наверное, перемещаться, и стал внимательно изучать свое новое тело. Судя по всему, я превратился в мохнатую маленькую многоножку. Вот бы еще разобраться с координацией движений. Управляться с крупными странными ногами было не слишком удобно, но после некоторых тщетных телодвижений мне удалось заставить конечности шевелиться в соответствии с моими желаниями.

Я вдруг совершенно отчетливо представил, как гигантская ступня Алкеса опускается с небес и превращает меня в сплющенный комок уродливого тела. Неуклюже, путаясь в длинных лапах, я побежал прочь, запнулся на крупной щели между камнями – плитами, предпринял грандиозное усилие – и преодолел препятствие. Я стремился как можно скорее достичь стены комнаты совещаний. Может быть, в стене тоже будет расщелина и там сможет укрыться мерзкая многоножка?

Тут мне опять поплохело. Подумать только, потомственный принц дома Вейньет вынужден спасаться бегством. Какой позор! Если мне удастся когда – нибудь выбраться из этой передряги и снова встретить Ламаса, ему придется заплатить за это унижение. Если бы только я знал, что он имел в виду, когда предлагал спасти нас. Даже в кошмарном сне я не мог представить, что когда-нибудь лишусь человеческого обличья и стану насекомым.

Внезапно я ощутил неуютное дрожание в спине и вдруг осознал, что оно передает сообщение: меня будто бы кто-то окликнул. Я обернулся и увидел неподалеку двух пауков. Один был титанических размеров – прекрасный экземпляр для ученых-арахнидов, другой – мышиного цвета, с клочками серой шерсти на лысых лапах. В этих отвратительных созданиях каким-то шестым чувством я безошибочно угадал моих злополучных помощников.

Так вот что со мной произошло. Благодаря магии Ламаса – а может, вопреки – мы превратились в пауков. Меня передернуло от отвращения. Я – насекомое! Только при мысли о подобной перспективе, полагаю, многие лишились бы остатков рассудка. Но мой разум оказался достаточно крепким, чтобы выдержать подобное испытание, как и полагается разуму особы королевской крови и воспитания.

– Ну, Ламас!… – проверещал я, чувствуя, что звуки я издаю каким-то очень странным способом, точно проделываю это совсем без помощи речевого аппарата – у меня совсем не было уверенности, что моя попытка завязать беседу достигнет успеха, но Ламас, о чудо, меня услышал.