Джо Аберкромби - Красная Страна

Темпл подумал, что пешком у него вряд ли получится, так что он улыбнулся через боль, и утешил себя мыслью, что он ей отплатит. Если не деньгами, то презрением.

— Я буду чувствовать признательность за каждый миг, проведенный на благородном звере, — выдавил он.

— Тебе следует чувствовать признательность, — отрезала она.

— Я буду.

— Хорошо, — сказала она.

— Хорошо.

Пауза. — Хорошо.

Причины

— Ничего страна, а?

— По мне так чересчур до хрена этой страны, — сказал Лиф.

Свит развел руками и сделал такой глубокий вдох, что казалось, он может всосать весь мир через нос.

— Это Далекая Страна, точно! Далекая, поскольку она так чертовски далеко откуда угодно, откуда цивилизованному человеку захотелось бы приехать. И Далекая, поскольку так чертовски далеко отсюда до куда угодно, куда еще он хотел бы поехать.

— Далекая потому что она так чертовски далеко вообще до всего, — сказала Шай, глядя на этот чистый простор травы, мягко шевелящийся от ветра. И далеко, далеко, такая тусклая, что возможно это не более чем сон, серая полоска холмов.

— Но черт бы побрал этих цивилизованных людей, а, Ламб?

Ламб спокойно поднял брови. — Разве не могут они просто быть?

— Может даже займем у них как-нибудь немного горячей воды, — пробормотала Шай, почесывая подмышку. На ней теперь ехало несколько новых пассажиров, не считая пыли, въевшейся в каждую частицу ее тела, и привкуса соленой грязи и смерти от жажды на зубах.

— К черту их, скажу я, и горячую воду тоже! Можете свернуть на юг в Империю, и попросить старого легата Сармиса о ванне, если уж так хочется. Или поехать назад на восток в Союз и попросить Инквизицию.

— Их вода может оказаться слишком горячей для комфортной ванны, — пробормотала она.

— Просто скажите, где еще тело может чувствовать себя так свободно!

— Думаю, нигде, — признала она, хотя по ее мнению было что-то дикое во всей этой бескрайней пустоте. Чувствуешь себя раздавленным всем этим пространством.

Но не Даб Свит. Он еще раз наполнил легкие до отказа. — В нее легко влюбиться, в эту Далекую Страну, но она жестокая хозяйка. Все время впутывает тебя во что-то. Вот как это было со мной, когда я был моложе, чем Лиф сейчас. Лучшая трава всегда за горизонтом. Самая вкусная вода в следующей реке. Самое синее небо где-то за горой. — Он глубоко вздохнул. — И не успеешь оглянуться, твои суставы уже щелкают по утрам, и ты не можешь проспать два часа без необходимости отлить, и внезапно осознаешь, что лучшая страна для тебя где-то позади, и ты никогда даже не оценил ее по достоинству, когда проезжал там, глядя вперед.

— Прошедшие годы любят компанию, — задумчиво сказал Ламб, почесывая звездообразный шрам на щетинистой щеке. — Кажется, каждый раз, как обернешься, там позади все больше этих ублюдков.

— Все начинает напоминать о чем-то в прошлом. Где-то в прошлом. О ком-то. О самом себе, возможно, каким ты был. Настоящее делается призрачным, а прошлое все более и более реальным. Будущее стирается до остатка.

Ламб немного улыбнулся уголком рта, глядя вдаль. — Счастливые долины прошлого, — прошептал он.

— Люблю, как старые ублюдки треплются, а ты? — Шай приподняла бровь на Лифа. — Чувствую себя здоровой.

— Вы, молодые козявки, думаете, что прошлое можно откладывать вечно. — Проворчал Свит. — Много времени, это как деньги в банке. Вы узнаете.

— Если Духи не убьют нас раньше, — сказал Лиф.

— Спасибо что вспомнил эту счастливую возможность, — сказал Свит. — Если философия не подходит, у меня есть для тебя другое занятие.

— Какое?

Старый разведчик кивнул вниз. По плоской белой сухой траве в изобилии были разбросаны коровьи лепешки, нежные напоминания о каком-то диком стаде, бродившем по пастбищу.

— Собирать дерьмо.

Шай фыркнула. — Разве не достаточно дерьма он собрал, слушая, как ты и Ламб поете оды прошедшим годам?

— Нельзя сжечь нежные воспоминания, а то я был бы уютно согрет каждую ночь.

Свит указал рукой на равнину единообразия во всех направлениях, бесконечный простор земли и неба, и неба и земли, в никуда. — Ни палки на сотни миль. Будем жечь коровьи лепешки, пока не перейдем мост Сиктуса.

— И готовить тоже на них?

— Могу себе представить запах того, что мы будем есть, — сказал Ламб.

— Все грани очарования, — сказал Свит. — Как бы то ни было, вся молодежь собирает топливо.

Лиф взглянул на Шай. — Я не молодежь. — И как бы в доказательство потрогал подбородок, где уже начал любовно выращивать скудный урожай светлых волос.

Шай не была уверена, что не смогла бы собрать бороду побольше, и Свит остался равнодушным. — Ты молод достаточно, чтобы испачкать руки в дерьме в услугу Сообществу, парень! — И он шлепнул Лифа по спине, к его огорчению. — Да ладно, коричневые ладони знак большого мужества и отличия! Медаль равнин!

— Хочешь, юрист поможет? — спросила Шай. — За три медяка он твой до обеда.

Свит сощурился. — Я дам тебе два за него.

— Идет, — сказала она. Не было смысла торговаться, когда цены столь низки.

— Полагаю, ему это понравится, юристу-то, — сказал Ламб, когда Лиф и Свит направились назад к Сообществу, и разведчик снова рассуждал о том, каким чудесным все было раньше.

— Он здесь не для собственного удовольствия.

— Думаю, и никто из нас.

Они недолго ехали в тишине, только они двое и небо, такое большое и глубокое, что казалось, в любой момент не окажется ничего, что бы держало тебя больше на земле, и можно просто упасть в него и никогда не остановиться. Шай немного пошевелила правой рукой, плечо и предплечье все еще были слабыми и болели, боль отдавалась в шею и в ребра, но была с каждым днем слабее. Уж точно, она переживала и худшее.

— Мне жаль, — сказал Ламб из ниоткуда.

Шай посмотрела на него, сгорбленного и обвисшего, словно якорь был привязан к его шее. — Я всегда так и думала.

— Я серьезно, Шай. Извини. За то, что случилось в Аверстоке. За то, что я сделал. И за то, чего не сделал, тоже. — Он говорил медленней и медленней, пока у Шай не появилось чувство, что каждое слово для него как битва. — Извини, что никогда не говорил тебе, чем я был… до того, как пришел на ферму к твоей матери… — Она смотрела на него с пересохшим ртом, но он лишь хмурился на свою левую руку, большой палец все тер снова и снова обрубок указательного. — Все, что я хотел, это оставить прошлое похороненным. Быть никем и ничем. Ты можешь это понять?

Шай сглотнула. У нее было несколько воспоминаний из прошлого, которые она была не прочь утопить в болоте.