Лекарство от любви (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович

— Нет, — покачал головой Кай, — я действительно пришел к выводу, что их не удастся поставить на службу прогрессу ни при каком раскладе. Пока они живы, парадигма воспитанного ими общества не изменится: «Зачем что-то придумывать и осваивать самим, когда у нас есть могучие маги?» Прежде они были могучими господами, теперь станут могучими рабами, но суть от этого не поменяется. Раз магом нельзя стать, раз им можно только родиться — значит, пытаться добиться чего-то самостоятельно бессмысленно. Принимай свою судьбу, определившую твое место, и не пытайся ее изменить.

— Может быть, ты и прав, — медленно произнесла Изольда, глядя в свою тарелку, и вновь повторила: — Может быть. — Затем она вновь подняла взгляд на Кая и спросила с необычной для нее, чуть ли не просительной интонацией: — А… насколько ты уверен, что мы действительно справимся без них? Все-таки, столько столетий…

— Если нет, то грош нам всем цена, — твердо ответил Кай.

Армия Любви оставалась на месте весь следующий день, и следующий за ним тоже. Дождь лил не переставая. Подвод с провиантом не было.

Изольда расхаживала по своим временным апартаментам, как зверь по клетке (банальная метафора, разумеется, но что поделаешь?) Уютно обставленной комнаты ей было мало, и она периодически принималась мерить шагами коридоры. Кай впервые видел ее такой раздраженной.

Она не бездействовала, конечно же. Точнее — не бездействовали люди, выполнявшие ее приказы. Команды стрелков рыскали по округе в поисках дичи, но поблизости не было серьезных лесов, способных служить домом оленям и кабанам, а зайцы и куропатки годились, понятное дело, разве что на то, чтобы накормить самих добытчиков. Вернулись разведчики, побывавшие на берегу недалекого уже Обберна, и, судя по всему, принесенные ими сведения были неутешительны. Изольда не стала делиться подробностями с Каем, а он не спрашивал. Все было очевидно и так: мост (один из самых длинных и красивых мостов Империи, по которому он сам проехал меньше месяца назад), конечно же, полностью разрушен, а река, конечно же, разлилась далеко за свои обычные пределы. И продолжает разливаться с каждым днем — а точнее, с каждым часом — их задержки.

Наконец, уже под вечер третьего дня, с запада прибыли всадники, ведя в поводу крепких, тяжело навьюченных коней. Это была та часть обоза с провиантом, что сумела прорваться через разлившиеся реки и непролазную грязь, бросив безнадежно застрявшие телеги и перегрузив на выпряженных лошадей все, что те могли увезти на спине. Лучше, чем ничего, но явно меньше, чем рассчитывала Изольда. Тем не менее — а что ей, впрочем, еще оставалось? — она отдала приказ выступать немедленно.

Шли всю ночь. К Обберну вышли на рассвете — насколько можно было назвать рассветом хмурый полумрак очередного дождливого утра.

Река, которую и в мирное время официальные поэты Империи традиционно именовали «великой» и «могучей», теперь — в особенности при таком освещении — выглядела попросту страшно. Разлившись на добрые полторы мили, она, обычно спокойная и неторопливая, теперь тяжело катила мутные, буро-серые холодные волны, иссеченные дождем, тут и там вспухавшие гнойно-желтыми бурунами; особенно яростно буруны ревели вокруг обломков опор моста, которые теперь, когда сметающий все на своем пути поток затопил берега, казалось, торчали лишь ближе к середине реки. Ближе к берегу — то есть к тому, что стало берегом теперь — из воды кое-где виднелись еще кроны деревьев и одинокий шпиль каменного здания, но в основном чудовищная мощь вырвавшейся на широкий простор водяной лавины уже снесла, разломала и умчала прочь все, что веками росло — рукотворно и нерукотворно — на казавшихся безопасными берегах. Но наступление воды на сушу продолжалось, и по течению, то скрываясь в волнах, то вновь показываясь, плыл всевозможный мусор и обломки — ветки, коряги, целые стволы, доски заборов, мебель, колеса и целые телеги, порой даже деревянные крыши и стены. На глазах у потрясенной армии приплыл целый одноэтажный дом (по его крыше отчаянно метался котенок, но его жалкие вопли ужаса не были слышны за ревом реки). Дом с грохотом врезался в ближайший из оставшихся от моста быков, разнес каменную кладку, но и сам развалился на бревна, часть из которых затянул на время в пучину мигом забурливший на месте разрушенного быка водоворот. Плыли по волнам и трупы — в основном, правда, животных. Но не только.

Нечего говорить, что попытка форсировать Обберн в его нынешнем состоянии — не то что вплавь, держась за лошадей, но и на плотах и лодках — выглядела чистым самоубийством. Но хуже того — изготовить эти плоты было не из чего. Ибо зрелище, открывшееся в утреннем сумраке на пока еще не затронутой наводнением суше, поражало едва ли не сильнее, чем ярость водной стихии.

Насколько хватало глаз, от северного до южного горизонта, земля представляла собой лысую пустыню. В том, что нигде не было видно домов, не было ничего удивительного — прибрежные поселения целиком ушли под воду. Но леса и рощи, тянувшиеся вдоль берега, не были полностью поглощены наводнением. Однако и там, куда еще не добралась вода, не уцелело ни одно дерево. Стволы лежали вповалку и выглядели так, словно гниют тут уже давным-давно. Их не срубили, их не сломала буря (никакой бури не было) — они просто рухнули. Инженеры, направившиеся было к ним, чтобы оценить возможность использовать их для переправы, тут же отпрянули с отвращением. Останки деревьев, даже еще сохранявшие внешне целый вид, от первого прикосновения расползались в гнилую труху, в которой копошились тысячи — нет, миллионы! — влажных белых личинок и черных жуков.

— Ты знала? — негромко спросил Кай у Изольды.

— Нет, — нехотя признала та. — Когда два дня назад разведчики побывали здесь, эти деревья еще стояли. Хотя, несомненно, уже были поражены изнутри, и если бы разведчики присмотрелись к ним внимательней…

— Мы привыкли, что маги столетиями хранят Империю от вредителей, — констатировал Кай. — Стало быть — в их силах и поступать наоборот. Это меняет наши планы?

— Нет, — качнула головой Изольда. — Я не собиралась строить плоты. Сам видишь, каковы теперь условия для переправы, — она кивнула на бурную реку.

— Тогда что же мы будем делать? Ведь не подниматься же вверх по течению.

— Нет, конечно же. Отсюда до истока Обберна восемьсот миль.

— Я в курсе. Так что?

— То, ради чего я берегла силы.

— Ты способна провести армию по воде? — недоверчиво спросил Кай.

— Тебя не учили в школе, что вода бывает в трех состояниях?

— Лед! — наконец-то догадался Кай. — Значит, не солнце и не тепло, а мороз…

— Да. Устроив все нынешнее похолодание, они, на самом деле, лишь облегчили мне задачу.

— Но для того, чтобы заморозить такое количество воды, понадобится все же очень сильный мороз.

— Да.

— А у нас, как я понимаю, нет зимней одежды. Ты ведь рассчитывала завершить кампанию еще до зимы.

— Я тоже не могу предвидеть все заранее, если тебе нужно это признание. Некоторое количество шуб и одеял удалось собрать в брошенных домах, но на всех определенно не хватит. Ты ведь знаешь, наши друзья стараются привести в негодность все, что не успевают вывезти… Ну ничего, тем сильнее будет стимул переправиться как можно быстрее. На том берегу снова будет тепло. Относительно тепло, разумеется.

— Терпеть не могу мороз, — проворчал Кай.

— Но терпеть придется. Впрочем, для тебя шуба найдется.

— Почти стихами говоришь, — фыркнул Кай.

— С кем поведешься. Ладно, надо обратиться к войску. Потом ты мне понадобишься.

— Я? Я же ничего не смыслю в погодной магии. И вообще в какой-нибудь.

— Это от тебя и не потребуется. Ты должен будешь просто стоять рядом, пока я колдую.

— Зачем?

Но Изольда уже подозвала к себе офицеров, вынудив Кая прервать дальнейшие расспросы.

Офицеры выстроили войско в четыре шеренги вдоль берега, примерно в полусотне ярдов от воды. Всадники (на флангах первых двух линий) и запряженные повозки (в последней линии) были развернуты в сторону реки. Все было рассчитано на то, чтобы, как только река встанет, армия смогла переправиться через нее широким фронтом — максимально быстро и не мешая друг другу. Но солдаты пока еще не знали, к чему все эти приготовления. Изольда выехала вперед — в гордом одиночестве, но на сей раз без своих золоченых доспехов, в одном лишь костюме для верховой езды — и звенящим голосом, доносившимся сквозь шум реки и шелест дождя до последнего солдата на фланге, объяснила им план. Из строя донеслись нестройные восторженные крики. Они еще не осознавали, какой холод им предстоит перенести, они лишь радовались тому, что их непревзойденная Госпожа в очередной раз переиграла своих глупых врагов.