Кровь фей (СИ) - Райт Дамина

Сбор аргенового сока и росы у фей начинался с условных десяти лет; утром все ученики Школы, сонные и недовольные, сжимая в руках кувшинчики и сосуды для сока, с палочками, заткнутыми за пояса, летели в Аргеновую Долину. По пути кто-нибудь обязательно ссорился — Ирлани и Лейя с детских лет выясняли, кто из них больше достоин звания Наставницы в будущем; Аргален пытался рассказать о своих библиотечных чтениях, но ему затыкали рот; кто-нибудь ссорился просто так, и порой две феи с визгом принимались носиться друг за другом, грозясь стукнуть одна другую кувшинчиком или сосудом для сока. Сейчас Лэннери вспоминал это с грустью, а не с насмешкой, как бывало в Школе. У него-то ссор почти ни с кем не случалось. Только раз длинный, худой, угрюмый Ферген подлетел к аргене, с которой Лэннери собирал сок, и без лишних слов толкнул его. Сосуд вырвался у Лэннери из рук, сок потёк на землю, аргена обиженно заскрипела:

— Да что же это такое делается?

Лэннери вспыхнул и повернулся к Фергену, крепко стиснув кувшинчик, наполненный росой.

— Это моё дерево. Здесь самый вкусный сок, — объяснил тот, снисходительно глядя сверху вниз на Лэннери, который и ростом похвастаться не мог. Пришлось взлететь выше:

— Может, и самый вкусный… да только он мой!

И не успел Ферген и глазом моргнуть, как оказался весь мокрый от росы. Он отряхнулся, фыркнул, кинулся на Лэннери, феи сцепились и закувыркались в воздухе под возмущённые крики подоспевшей Ирлани.

Лэннери и Фергена разняли, но зато больше никто не посягал на ту аргену. А вскоре Лэннери подружился с Сайменом, и Ферген бросил попытки отомстить «маленькому уродцу». Связываться с сильным, широкоплечим Сайменом не стоило, он мог отшвырнуть одним ударом на десять крыльев назад, а затем спокойно объяснить разгневанной Наставнице: «Ферген был сам виноват. Я его предупреждал, чтобы не лез к моему другу».

А дерево, с которого стекал самый сладкий в Долине сок, приглашающе шумело ветвями, и порой Лэннери не сдерживался — припадал губами к коре и слизывал жидкие капли, как величайшее лакомство, вместо того, чтобы заполнять ими сосуд. Вкус возник на языке, как будто наяву, и Лэннери тряхнул головой, освобождаясь от облепивших его воспоминаний. Он не в Аргеновой Долине, а в Джанерианских горах, и прошлого не вернуть, каким бы прекрасным оно сейчас не казалось.

— Беатия, — громко заговорил он, пересиливая шум ветра и шелест травы, — а тебе не кажется, что это не очень-то справедливо — когда ты становишься взрослым за шестнадцать месяцев? Как будто у нас украли детство, настоящее детство, которое есть у людей.

Сдувая с лица растрёпанные светлые волосы, Беатия взглянула на него. На лице у неё застыло озадаченное выражение, и, когда они уже миновали поле и навстречу начали попадаться редкие деревья с тонкими дрожащими стволами, Беатия высказалась:

— Что мне действительно кажется, Лэн, так это то, что ты не в своём уме. Нашёл, о чём думать! Мы в смертельной опасности, Школа Золотой Звезды в смертельной опасности, наша Звезда вообще треснула, а в небе над нами летает нечисть!

Лэннери насмешливо улыбнулся — у него возникло желание подразнить её.

— Готов поручиться, если бы я сказал, что думал о твоих красивых…

Беатия покраснела. Или это померещилось в свете Алой Звезды.

— …веснушках, — Лэннери намеренно задержал взгляд на её груди, — ты бы не возражала даже посреди битвы.

— Ты тоже очень красивый, — вдруг ухмыльнулась Беатия, — жаль, смугловат да мелковат.

Пока Лэннери раздумывал, какой шуткой на это ответить — колкой или не очень, — Беатия оглянулась и стиснула его руку крепче:

— Птицы! Они нас увидели!

Лэннери тоже кинул взгляд через плечо — с потемневшего, багрового неба спускались одна за другой зловещие тени.

— Вперёд! — Уменьшившись, слыша торопливый шелест крыльев Беатии, Лэннери полетел так быстро, как только мог, и она не отставала. Мелькали всё такие же редкие, унылые деревья, мимо прошмыгнул неизвестный полосатый зверёк, пригибая спину к земле. Феи взмыли вверх, и у Лэннери на миг перехватило дыхание: снова птицы! Они летели навстречу, окружили со всех сторон, и если повернуть назад, окажешься в кольце врагов. Ну, уж нет! Он стиснул палочку в руке:

— Беатия, спиной к спине!

Уловил её поспешный кивок и через пару мгновений ощутил тепло её тела. «Держись», — с тревогой и заботой, каких не ждёшь от аргеновой палочки, сказала Айя. Лэннери кивнул и принялся ждать.

Хлопающие крылья, вытянутый узкий клюв, когти, казавшиеся окровавленными в лучах Алой Звезды. И глаз — горящий, внимательный глаз посреди лба. Птица подлетала ближе и ближе к Лэннери, а за ней другая, третья, много их. Он прицелился, выстрелил прямо в туловище, покрытое серыми перьями; ещё луч — и взлетела, подняв фонтанчики крови, голова второй птицы; третью рассекло ровно напополам, и половинки её тела, кувыркаясь в воздухе, полетели вниз. Лэннери направлял палочку то туда, то сюда. Слышал непрерывное: «Пер-кусса! Пер-кусса! Пер-кусса!» дрожащим голосом Беатии — и повторял сам, пока заклинание не стало звучать как бессмысленный набор звуков.

Это была настоящая бойня. Птицы кидались со всех сторон, и, когда небо слишком быстро потемнело, Лэннери сообразил, что виной тому не приближение ночи. Сверху спускался десяток птиц во главе с самой крупной — возможно, вожаком нечисти. Оперение вожака было темнее, чем у остальных, а клюв длиннее; его огромный глаз, не мигая, уставился на Лэннери.

— Беатия, вместе! — крикнул он. Развернувшись к нему лицом, заметив, куда он смотрит, соратница вскинула руку одновременно с ним, из палочек выскочили два белых луча — словно вспышки молний в грозовом небе.

— Пер-кусса! — сорвалось с губ Лэннери. Он стрелял, не помня себя, снова и снова. Воздух как будто сгустился, дышать стало трудно, сердце билось в груди, как сумасшедшее. Блеснувший белым луч, отлетевшее птичье крыло, брызги крови, попавшие на лицо. Некогда вытереть! Когти, мелькнувшие перед глазами. Прыжок в воздухе в сторону, быстрый взгляд на Беатию, затем на врагов.

Вожак. Ему удалось избежать выстрелов Лэннери и оттеснить того от Беатии. Она сражалась в одиночестве, но пока удача была с ней, и окровавленные трупы нечисти летели вниз, точно мешки с деревенским навозом. Зато двое или трое кружили за спиной у Лэннери. Не нападали — по-видимому, только следили, чтобы он не улетел от вожака.

Луч. Другой. Третий. Бесполезно! Лэннери чувствовал, как мелко дрожит от усталости и голода его рука. Стоит ему промедлить, перестать нападать, как он окажется в роли защищающегося. Вожак скогтит его, Лэннери, и разорвёт на части так же легко, как сам фей убивал птиц.

Ещё пара белых вспышек, и снова неудача.

— Вин-ци! — выкрикнул Лэннери, отчаявшись попасть в увёртливого противника убийственным лучом. Серебристые путы не успели обвиться вокруг кривых, растопыренных когтей — порвались, как нити, и полетели вниз.

Нити.

Лэннери думал об этом, когда настал его черёд уворачиваться, нырять вниз и лучами отбивать атаки. Передышка — и он завёл руку назад, рванул шнурки котомки. Скорее, скорее! Что же она не открывается? Вожак заклокотал, взмахнул огромным крылом. Так близко! От него пахнуло смрадом.

— Соом-ну! — Сонное заклинание задело вожака вскользь. Его глаза на миг затуманились, и Лэннери выстрелил — вожак опомнился, ушёл от луча, что-то хрипло крикнул — Лэннери глянул через плечо — кто-то из птиц хотел помочь, но застыл на месте. Лэннери закрутился волчком, пусть и не так быстро, как Лейя, и парой удачных выстрелов чуть не ранил вожака. Тот растерялся.

Судорожный рывок, и — наконец-то! — котомка распахнулась. Всё полетело вниз, отвлекая птиц — свиток Аргалена, пустые кувшинчики от росы. Клубок! Лэннери рванулся к нему, подхватил, прижал к груди. Вдруг воцарилась тишина, и в ней Лэннери опять услышал биение собственного сердца, казалось, где-то в горле. Кэаль Справедливая, помоги!

Магия фей — то, что наполняет их целиком, даже волосы. А если это магия не просто феи, а Белой Наставницы…