Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 2
Брусчатка скоро кончилась. Прекратился жуткий колесный грохот, зато пошла тряска на ухабах. Солька громко вскрикнула. Саня не обратил внимания. Сколько гнал, выворачивал шею в сторону предполагаемого появления егерей. И дождался!
Его телега подкатила к густым кустам на опушке леса, когда на тракт вырвался авангард егерей. Они шли лавой. Саня визгнул, кони рванули и вскоре уже надежно отгородились он неприятеля зеленью.
Но останавливаться, да просто попридержать взмыленных коней, простаков не было. Шак погонял стоя во весь рост. Саня скрючился на облучке. Он кот, а не боевая лошадь. Ему не зазорно и поопаситься.
Сколько они так гнали? Но вот Шак начал притормаживать. Саня едва успел натянуть вожжи, иначе налетел бы на его повозку. Передовая телега выкатила на поляну. Кот стал рядом. Апостол перегнулся с облучка.
— Цыпка, покажи.
Курица подняла забинтованную руку. Повязка промокла кровью. На тряпке выступила алая роса.
— Я тебе голову оторву, — пообещал Шак курице, но тут же переспросил?
— Нас не заметили?
— Нет, — отозвалась Цыпа.
— Будем делать привал?
Сане бы тоже не мешало отлежаться. За побегом позабыл о стонущем животе. А тут вспомнилось, так что кубарем улетел с облучка в кусты.
Когда вернулся, Фасолька бродила по краю зарослей и срывала с верхушек высоких зеленых метелок желтые соцветия.
— На, — протянула она целую пригоршню лепестков коту. — Ешь прямо сейчас.
Цветочки оказались на редкость противными на вкус. Но сжевал, куда деваться. Подтянулись остальные. Только Местырь исчез.
— Где пленный-то? — вяло спросил собака.
— Тебя за ним присматривать отряжали, — сварливо отозвался кот.
Собака закашлялся и не ответил. Санька понял, что ему стало хуже, подскочил, подставил плечо, помог забраться в телегу, накрыл теплым одеялом.
— Шак, может, правда — привал? Смотри, Эд едва дышит.
— Потерпишь еще чуть-чуть, Эдди? Надо найти хоть какую-то воду. Иначе лошади падут.
— Потерплю, — прохрипел собака — не впервой.
Они шагом проплутали чуть не до вечера. Кони заметно слабели и начали спотыкаться. Собака черно ругался, Солька натужно всхлипывала. Только курица хранила молчание. Саня иногда на нее посматривал. Цыпа сильно побледнела. Иногда она задремывала, но на ухабе вскидывалась и начинала таращить глаза. Шак еще несколько раз переспрашивал, про егерей. Выходило — оторвались почти чудом.
— Слушай, я не понял, — тихонько спросил Саня у дриады, — за что Апоостол на Цыпку наорал?
— Она специально себе руку порезала. У нее тогда на миг предвиденье появляется. Только порез должен быть глубоким, чтобы много крови… Шак уже давно ей запретил так делать, вот и раскричался.
Озерко, но не обрамленное опасной красной растительностью, а самое обыкновенное явило себя, когда солнце уже начало клониться к закату. Они, может, и не наткнулись бы на него, да из частого осинника донесся человеческий крик. Как ни устал Саня, а ломанулся.
Местырь завяз по пояс на топком берегу и орал во все горло. Кот, не долго думая, согнул высокую березку. Человек дотянулся и по ней вылез на сухое.
— Тебя какая нелегкая понесла в болото? Вон же, рядом, песчаная отмель.
— Волки, — клацая зубами выговорил Местырь. — Загнали.
Не зря, стало быть, собака поминал в своей ругани дальнюю родню. Постарались серые, не дали беглому уйти.
— Ну, что? — подступил кот к человеку, — сам дальше будешь пробираться, или с нами пойдешь?
— С в-в-вами.
— Ага, давай. Шак, небось, ждет не дождется, а уж Господин Дайрен-то как рад будет.
— Он кто?
— Кто, кто?
— Дайрен ваш, который — чистый волк.
— Это ты, мил человек ошибаешься. Господин Дайрен — собака. Но подозреваю, волки у него в родне действительно ночевали.
— О! Пропажа.
Эд сидел, привалившись к дереву. Шак успел распрячь и на пару с Цыпой водил лошадей по поляне.
— Видишь ручеек, — показал он Сане. — Лошадям должно хватить, а мы уж как-нибудь…
— За кустми целое озеро.
— Кони не пройдут.
— Я прорублюсь.
Саня кинулся к телеге и выпростал из-под мешков ножны. Топором мелкий зеленый от влаги осинник пришлось бы рубить до завтра, мечом он только старался не цеплять землю. А если и попадало, стряхивал влажные комья и шел дальше.
Лошади прошли, осторожно ставя копыта между острых пеньков. Следом протащился, едва переставляя ноги Эд. Саня с Местырем замыкали шествие.
— Ты зачем сбежал? — спросил кот у человека.
— Заблудился я, — соврал Местырь.
Испугался, что нас егеря выследят, — догадался кот.
Человек только закряхтел, не решаясь врать дальше.
Конец 1 части
Часть 2
Глава 1
У Игоря второй день нещадно болел зуб. Он и в дозор-то вызвался, только чтобы не сидеть в казарме. Болтаться без дела и маяться, уже не оставалось сил. В казарме к тому же сохранялась перманентная угроза экстренного вызова к госпоже. И не отвертишься — поползешь хоть зуб у тебя, хоть задняя нога.
Следом за Игорем на невысокой лошаденке трясся косматый темнолицый парень, которого всем корпусом учили человеческой речи. Но почти что и не преуспели. Он с трудом выговаривал, полученное уже тут, собственное имя, да несколько простых фраз, зато обоняние имел не хуже собачьего. Нарекли его, разумеется, Нюхом. Имея дремучую природную лохматость, он еще и рядился исключительно в шкуры. Прибавить, отвращение к мытью…
Госпожа Рахна, вызывая его к себе, всегда велела сначала окунать в бочку с водой. Но, — пойми женщин! — не отпускала потом дня по три. За счет Нюха некоторые, считай, живы остались…
Вызов гвардейца в опочивальню не предполагал наличия у означенного гвардейца плохого настроения, ангины, геморроя, несварения, или отсутствия желания идти и ублажать госпожу. Выкликнули, поднимай кости и ползи. Помрешь в дороге — твое счастье. Оплошать в спальне правительницы, почти наверняка означало позорную мучительную смерть.
Пренебречь вызовом было нельзя, равно как и службой. И там и тут порядки отличались величайшей строгостью. За малейшую провинность следовало наказание: от простой незамысловатой порки, до посажения на кол.
Ночь после разговора с князем Аркаса тянулась бесконечно. Игорь почти не спал. Стоило задремать, по зеленому полю бежала девочка коза. За ней неслась орда пьяных чистюков, предводительствуемая почему-то Игорем. Он не мог остановиться, скакал вместе со всеми, сжимая в руке топор. Когда до девочки оставалось несколько шагов, Игорь мучительно просыпался каждый раз, обливаясь потом. Накатывало облегчение, и одновременно память о недолгой дружбе с чистюками прожигала едкой отрыжкой.
Рысь не удостоил бывшего начальника дворцовой стражи второй аудиенции. Утром Игорю дали собрать вещи, покормили на кухне в присутствии главного повара и вывели из замка тайной калиткой. Ири, завязав в узелок пирожков, покивал, молчком, ткнулся головой Игорю в грудь и ушел. Сун не появился вовсе.
Двое молодых рысей вели незваного гостя к внутреннему рубежу с Невьей почти неделю. За это время можно было и познакомиться, и подружиться, но сопровождающие не проявили к сближению ни малейшего желания. Игоря же заколодело. Не хотите — как хотите! В душе возилась обида. Маслица в огонь подливал, въевшийся за много лет в память шепоток Его Светлости. Так что в один не самый прекрасный, как позже выяснилось, момент Игорь приказал обоим рысям, отваливать восвояси. Дескать, дальше я с вами не пойду. Парни удивленно, помолчали на дурака, пожали плечами и, развернувшись, канули в зеленке. Тоже типа: не хочешь — как хочешь.
Еще трое суток Игорь плутал по мелким гривам между болот. Продукты кончились. Он перешел на подножный корм, часто сомневаясь, съедобно ли это вообще. На четвертые сутки, перебираясь с одной гривы на другую, он провалился между кочками. Снизу не засасывало, но и не отпускало. Кочки, за которые он пытался ухватиться, уходили в черную болотную воду. Стоило отпустить, они выныривали как резиновые. Силы катастрофически таяли. Когда не оставалось уже ни малейшей надежды на вызволение, Игорь заорал.
Он клял всех и вся. Он выплескивал боль и злость. Он выл…
С недостижимой гривки, до которой было — рукой подать, ему ответили, в том смысле, что держи конец. Прямо в лицо полетел толстый, замысловато сплетенный из лыка канат.
Когда Игоря везли в цитадель хранительницы восточного порубежья Рахны, деревянную конструкцию, стоявшую слева от замковых ворот, он принял за строительные леса, только позже уразумев, что это комбинированное устройство по умершвлению человеков.
Тьфу, тьфу, тьфу! Лучше об этом не думать. Лучше вообще не думать. Живут же как-то остальные, вот и ты научись. День, ночь — сутки прочь! Главное — надежда.
