Руслан Мельников - Темный Набег

Всеволод на зрение не жаловался…

Стиснутая скалами, ровная, как доска, и совершенно безжизненная – ни деревца, ни кустика, ни травинки – горная равнина по ту сторону ущелья являла собой унылое зрелище. Каменная пустошь – одно слово. Глаз цеплялся лишь за необъятное озеро овальной формы, поблескивавшее в самом центре плато.

– Мертвое озеро, – коротко бросил Конрад.

Озерная гладь холодно, подобно обледенелым пикам вокруг, отражала солнечные лучи. И вода эта, судя по отсутствию всякой растительности у берегов, действительно, не давала жизни и не питала корни. А о том, что таилось в темных прохладных глубинах, не хотелось даже думать.

Всеволод вновь перевел взгляд на орденскую крепость, поставленную в угорских землях. Замок возвышался аккурат на выходе из горловины. Тевтонская цитадель венчала собой скалистую гору с плоской от природы или стесанной начисто трудами человека верхушкой. Тупой выступ этот, подобно стершемуся гигантскому зубу, торчал весьма удачно, и крепость на его вершине могла успешно прикрывать путь в озерный дол. И обратный путь – тоже.

Всеволод, привстав на стременах, оглянулся назад.

Вообще-то в этих местах располагался не один только замок. В дороге им попадались многочисленные предместья и деревеньки. Но в пустующих селениях и на заброшенных клочках отвоеванной у леса и некогда любовно возделываемой земли вооруженному отряду не встречался пока ни один человек. Да что там человек! В окрестных лесах не было слышно птиц и отсутствовали звериные следы.

Никаких признаков жизни! Нигде в округе! Только над стенами орденской Сторожи поднимается – во-о-он там – слабый дымок. Да под стенами можно различить едва заметное копошение. Значит, вся жизнь нынче сосредоточена в крепости. Что ж, по крайней мере, Серебряные Врата еще не пали под натиском нечисти. Уже неплохо.

Подъехали ближе. Рассмотрели больше.

Слева, почти к самому замку подступал отвесный обрыв. Скалу – будто ножом срезали. А на дне пропасти темнеет странная бесформенная куча. Даже не куча – этакая гора. Под горой. Она была не просто велика – гигантской она была. Похоже, из цитадели что-то сбрасывали вниз и притом в огромных количествах. Но вот что?

Еще внизу, в стороне… далеко в стороне… Ага… А вот это, видимо, кладбище. Точно… И на погосте том – свежие могилки. Ну да, несколько штук, совсем свежих, недавно вырытых. Кто в них? Тевтоны, павшие в боях с нечистью? Наверное. Кому ж еще там быть-то?

С правой стороны, где склон замковой горы был достаточно пологим, вверх, к крепости, змейкой вьется дорога. По такой можно быстро загнать за стены и скот, и тележный обоз. И укрыться от внезапного нападения. И самим обрушиться сверху в неожиданной вылазке – тоже можно.

Но вот что сразу бросается в глаза – цитадель-то защищена не от людей. Не только от людей. Или нет, не так… Не от людей в первую очередь. О чем свидетельствуют колья и рогатки выставленные уже у самого подножия замковой горы и густо щетинившиеся дальше – по всей возвышенности.

Всеволод специально свернул с дороги – проверить. Так и есть: заостренные бревна, палки, жерди и сучковатые ветки – все из осины. О предназначении первой линии обороны гадать не приходится. Разбить, расчленить, развалить сплошной вал атакующих, запутать, отвести, отклонить от самых удобных подступов, задержать, приостановить штурм хоть ненадолго – в этом ее главная задача.

Люди вообще-то редко идут на штурм хорошо укрепленной крепости вот так, стеной. Люди обычно выбирают легкие пути и уязвимые участки. А нечисть… Всеволод вспомнил оборону крепостных ворот Сибиу. Нечисть – идет. Стеной. Сплошной.

Ехали дальше. Поднимались по замковой горе выше.

Всеволод обратил внимание на частые пятна копоти и сажи. За обочинами – на камнях, в проходах меж защитными рогатками. И прямо под ногами – на дороге. Костры тут жгли, что ли?

Разномастные преграды, сбитые, связанные, сложенные и сплетенные из осины-древа вперемежку с копотными пятнами тянулись до следующего укрепленного рубежа – до тына из осиновых же кольев.

Частокол – не маленький. Высотой – этак в полтора-два человеческих роста, а кое-где и поболее будет. Толстые заостренные бревна врыты глубоко в землю, привалены камнем и торчат под небольшим уклоном, нависая над головой. Колья – исцарапаны, искромсаны и будто насквозь пропитаны отвратительнейшим смрадом.

Знакомый запах. Так воняет дохлая нечисть. И упыриная кровь.

Крепкие ворота тына (опять-таки – грубо струганная осина с многочисленными дощатыми заплатами) под двускатной крышей – перекошены, выщерблены, приоткрыты. Будто вдавлены внутрь. Неподалеку от ворот зияет широкий пролом. Здесь и вовсе бревна выворочены, раздвинуты и переломаны, будто тонкие сухие хворостинки.

Угрюмые тевтонские кнехты с осунувшимися лицами и красными от недосыпа глазами – всего человек пять в легких посеребренных кольчужных рубашках и черных одеждах – латали брешь. Правили старые, а где уж нечего править – ставили новые колья. Еще один кнехт с большим холщовым мешком бродил неподалеку, высматривая что-то под ногами.

Вот нашел. Остановился. Нагнулся. Подобрал. Палка? Короткая, обломанная. Что-то блести г на конце. Свою находку кнехт сунул в мешок. Пошел дальше. «Стрелы ищет, – догадался Всеволод. – Те, что прежде собрать не успели».

Орденские кнехты их не окликали, не останавливали. Глянули исподлобья, узнали Конрада, поклонились издали да продолжили работу. Каждый занимался своим делом, к которому был приставлен. И каждый торопился закончить его поскорее. И ничем другим саксы-работники не интересовались. Будто и не приближался к замку чужой отряд из более чем сотни вооруженных всадников. Хотя что такое сотня с небольшим пришлых воинов для обитателей неприступной твердыни, привыкших иметь дело кое с чем посерьезнее.

Всеволод все же повернул коня к молчаливым тевтонским служкам. Поговорить. Расспросить.

Не вышло. Конрад остановил:

– Не нужно их отвлекать, русич. Они исполняют неотложную службу, и служба эта важнее пустопорожних разговоров. Чем больше они успеют сделать днем, тем легче всем нам будет ночью, когда нахтцереры пойдут на штурм.

Что ж, наверное, Конраду виднее. Всеволод пожал плечами, направил коня к воротам тына. По пути заметил меж поваленными бревнами – там, где тень погуще – черные маслянистые потеки. Упыриная кровь, не слизнутая еще солнцем… Вот откуда вонь.

Хотя нет, не в этом… не только в этом причина.

Из-за частокола, гоня перед собой смрадную волну, выползала повозка. Из тех, что не захочешь, а пропустишь. Волей-неволей. Всеволод посторонился. Придержали коней остальные.