Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

Её собеседница опустила взгляд, разглядывая свои потрёпанные башмаки.

— Ну… это… жестоко.

— Зато плакать долго не будет. — Мариэль улыбнулась дочери, уже бежавшей к крыльцу. — Хорошо покаталась, малыш?

— Здорово, мам! — девочка птичкой порхнула по ступенькам: кудряшки светлым шлейфом летят следом, серые глаза сияют серебром. — Принц меня почти слушается!

— Не сомневалась, что вы поладите.

Махнув рукой соседке — в решительном прощании, — Мариэль кончиками пальцев коснулась медной оправы светильника, и, когда Лэй удалилась по направлению к калитке, шар золотистого света погас, погружая террасу во тьму.

— Теперь мыться, пить чай и спать.

— А я хотела на ночь краеведение поучить. — Таша молитвенно сложила тонкие ладошки. — Мам, можно я карту расстелю, можно?

К тяжести вздоха Мариэль явно примешалось удовлетворение.

— Можно.

— Ура! — с воинственным воплем девочка упрыгала в дом. — Сегодня у меня эти цверги* своё получат!

(*прим.: цверги — немецкое именование гномов)

Яблони что-то шептали в спину Мариэль, когда она перешагнула порог следом за дочерью. Шептали, пока щелчок двери не сменил скрежет засова.

А потом сад остался наедине с лунным светом, лившим серебро на беспокойную листву и звёздочки яблоневых цветов.

***

Когда Таша открыла глаза, небо было выкрашено блеклыми красками предрассветья.

Спросонья она не сразу поняла, что делает на заднем дворе. Без одежды? И почему ладони стёрты в кровь? Почему…

А потом — вспомнила.

Лёжа на земле, она сжалась в комок и заплакала снова. Боль была почти физической, ноющей в сердце, рвущей его глухой безысходностью.

Боль — и вина.

Если бы только она вчера не ушла, если бы только вернулась раньше, если бы…

…и вдруг поняла нечто очень важное. То, о чём напрочь забыла в безумии отчаяния.

Непозволительно. Непростительно.

Таша резко распахнула глаза.

Они увезли Лив.

И, вскочив, опрометью метнулась в дом.

В детскую она ворвалась, почти задыхаясь. Жадно втянула носом воздух. Кровь, пот, промасленная кожа… табак, хмель, лошади — самую капельку…

А ещё…

Таша рухнула на колени. Сунула руку под тумбочку рядом с кроватью сестры.

И вытянула оттуда золотой круг на длинной цепочке.

Сначала она решила, что это часы. Потом откинула блестящую крышку, но вместо циферблата увидела отражение своих испуганных глаз. Значит, зеркальце-кулон: в закрытом виде легко умещается на ладони, на серебристом стекле ни царапины, крышка испещрена рунной филигранью.

Откуда оно у наёмников? Такие зеркала… хотя ладно, об этом можно подумать позже; а сейчас, стиснув зеркальце в ладонях, невзирая на боль, Таша невидящим взглядом уставилась в стену.

Лошади. Они прибыли на лошадях. Даже если б это не подсказали запахи, это было логично. А дождя не было давно, и что вчера, что сегодня сухо, пыльно…

Таша кинулась из комнаты. Через террасу в сад, бегом до калитки — и точно: земля на дороге истоптана копытами.

Тройной цепочкой следов, уходившей в сторону тракта.

Сборы не заняли много времени. Наспех перевязать руки, смазав ладони целебной мазью. Надеть первое, что попадётся в шкафу. Выгрести из тайника под каминной полкой кошель с деньгами и украшениями. Покидать в сумку всю снедь, что найдётся на кухне.

А потом, навесив на входную дверь тяжёлый замок, со всех ног рвануть к конюшне.

Она найдёт сестру. Неважно, как, неважно, где, неважно, кто её украл. Найдёт, и точка. А мама просто уехала, безумно далеко; уехала, только и всего. Поэтому и не может помочь — не в этот раз. И могила на заднем дворе не имеет к ней никакого отношения.

Да. Так и надо думать.

Потому что теперь Таша не имела права плакать.

Оседлав и выведя за калитку сонного Принца, она вспрыгнула на коня. Хорошо, что старенького пони мама давно отпустила на вольный выпас, и нет у них ни коров, ни кур, ни иной живности — вполне могут себе позволить покупать еду у соседей. Если б сейчас ещё о них думать пришлось…

Таша окинула взглядом море листвы, сердечки незрелых яблок, прячущиеся в зелёных волнах, и тихий светлый дом. Дом, в котором она выросла.

Дом, который видела, возможно, в последний раз.

Но об этом думать как раз не надо, — потому что бояться Таша теперь тоже не имела права; и, рывком отвернувшись, она хлопнула Принца по боку, чтобы конь покорно зашагал вперёд.

Поравнявшись с домом тёти Лэй, Таша направила Принца к самой калитке и — мяукнула. Призывно, прочувствованно, до дрожи правдоподобно. Какое-то время во дворе было пусто, затем из-под поленницы вылез косматый рыжий кот, уставившись на незваных гостей фонарями янтарных глаз.

Вытащив из сумки тонкий кусок солонины, Таша мяукнула вновь.

Задумчиво почесавшись, Пушок изволил приблизиться.

Была у него одна занятная причуда: каждую ночь, охотясь, кот доходил до Долгого тракта — и там залегал в траве на обочине, наблюдая за путниками, возвращаясь домой лишь ближе к рассвету. Пару раз Таша даже прогуливалась с ним, хоть в человеческом облике это было довольно неудобно. Просто в кошачьем обличье рядом с любвеобильным Пушком лучше было не находиться, оборачиваться птицей Таша по понятным причинам не рисковала, а третья ипостась у неё ещё не пробудилась.

Но чтобы общаться со зверьми, оборотням не требовалось перекидываться.

Глядя в блюдца кошачьих глаз, Таша сосредоточилась и представила…

…чёрные кони мчатся в ночи, тёмные плащи вьются за спинами всадников, в руках одного безвольной куклой обмякла Лив…

По крайней мере, именно эту картинку ей подбросило воображение.

Пушок лениво моргнул — а затем окрестности поблекли, и Таша увидела…

…ветер несёт стук копыт…

…трое коней несутся мимо…

…силуэты исчезают в сумеречной дымке…

Когда Таша вновь увидела соседский двор, окрашенный алым светом восходящего солнца, она благодарно мяукнула. Кинула Пушку честно заработанное мясо. Израненными руками перехватив поводья, направила Принца на тропинку меж лугов.