Денис Чекалов - Пламя клинка
Мне даже показалось, что городских бандитов Димитрис по-своему ценит выше, чем дубоглавых ратников Огнарда.
— Жаркое здесь вполне терпимое, — добавил завоеводчик. — Если вы, конечно, не против того, чтобы обсасывать крысиные головы.
Вошел хозяин, держа щербатое блюдо с мясом. Дылда половой принес хлеба и бутылку орочьего вина.
— Значит, мы встречались в столице? — спросил Димитрис.
— Да, — согласился я. — Вы уверены, что стоит обсуждать это здесь?
Я посмотрел на девушку.
Оксану никто не приглашал с нами, но ей и не требовалось особое приглашение.
Димитрис бросил взгляд на нее, отправляя в рот кусок мяса двузубой вилкой.
— Мне нечего скрывать от Чернодворца, — отозвался он. — Бояре ближнего круга и так знают, что я сделал, а чего нет.
— Хорошо, — согласился я. — Расскажу вам, где мы встречались, а потом задам свой вопрос. Ответить на него или нет, решать уже вам.
— Справедливо, — кивнул Димитрис. — Так когда это было?
— Шесть лет назад. Спустя ровно год после начала Стояния на Черной Реке.
5
Ледяной ветер бился в окна моего экипажа.
Вьюга, бешено завывая, кружила по ночным улицам, металась среди слепых домов, швыряя в них колючие хлопья снега.
Город казался мертвым, словно солнце никогда не воскреснет. Хрипло скрипели скрюченные деревья, лютая метель была все сильнее, где-то далеко рыдали колокола.
— Приехали, барин, — сказал извозчик.
Бешеный вихрь подхватил его слова и унес прочь.
Я вышел из кареты.
Острый обжигающий снег хлестал меня по лицу, срывал высокую шапку, холод пронизывал до костей. Я поднялся на мраморное крыльцо, постучал дверным молотком в форме головы минотавра.
Обернувшись, я не увидел ни улицы, ни экипажа — лишь вьюга, высокие шпили храмов да черное небо, нависшее над столицей.
— Добрый вечер, ваша милость, — дворецкий открыл мне дверь.
Это был высокий старик, с белоснежными бакенбардами, крупным носом и потертой улыбкой.
Он носил ливрею, с серебрянью и золотом — цветами дома Мортернов.
— Здравствуйте, Осип, — я прошел в парадное, снимая перчатки. — Давно мы с вами не виделись. Как ваш ревматизм?
— Спасибо, ваша милость, не жалуюсь; господин полковник послал меня к своему врачу. Так что стало полегче.
Он испуганно охнул, взглянув на меня попристальнее.
— Что с вашей рукой?
— Это?
Я повертел когтистую лапу, усеянную ромбовидной чешуей.
— Это не моя рука, — сказал я. — Моя осталась на том болоте. Не было времени сходить к лекарю; пришили, что подвернулось.
— Вы не тяните с этим, ваша милость, — заботливо произнес дворецкий, опасливо поглядывая на драконову лапу. — Храм Стрибога в двух кварталах отсюда, он открыт и ночью, и днем. Местные жрецы творят чудеса; конюх наш лишился двух пальцев, когда выгуливал дракков, так за неделю ему их заново отрастили.
— Да, обязательно, — заверил я.
Бросил взгляд на большую лестницу.
— Хозяин у себя?
— Да, ваша милость, — он помог мне снять тяжелый охабень, весь засыпанный снегом.
Я почти освоился с чешуйчатой лапой, но одеваться было по-прежнему неудобно.
— Гости у него. Трое бояр из Чернодворца.
Осип глянул наверх, туда, где был кабинет хозяина.
— Двое сразу ушли, а третий остался. До сих пор говорят о чем-то.
— Ладно, я подожду.
— Да, ваша милость, пройдемте в библиотеку.
Он повел меня через холл.
Ярко горели свечи, вдоль обитой дубом стены стояли доспехи, грязные, погнутые, пробитые, с пятнами старой крови. В каждом из них когда-то погиб кто-нибудь из Мортернов; на еще многих можно было различить потертую надпись:
«Только смерть в бою делает жизнь достойной».
— Это уж точно…
Дворецкий остановился и неуверенно взглянул на меня.
— …Что, война еще долго будет идти? Господин полковник ничего об этом не говорит.
— Внуков ваших призвали, да? — нахмурился я.
— Всех троих.
Я не спрашивал, просил ли он хозяина дать им вольный билет. Мы оба хорошо знали, что полковник Мортерн никогда бы этого не сделал.
— Война будет длиться вечно, — ответил я. — Или кончится очень быстро. Зависит от того, в чьих руках окажется Рубиновый жезл и чем новый командир будет готов пожертвовать. Пусть ваши внуки запишутся в послушники Стрибога, это даст им отсрочку на пару месяцев. А там поглядим.
Я вынул мешочек из серого бархата, развязал тесьму и пересчитал монеты. Затем добавил к ним четыре динара, взяв их из другого кармана.
— Хватит для всех троих, на пожертвование храму, — сказал я, отдавая мошну Осипу.
— Вы очень добры, ваша милость, — отвечал он, неловко сжимая кошель.
Пальцы у него были морщинистыми, все в старческих пятнах.
— Но я не смогу вернуть.
— Все мы возвращаем долги так или иначе.
Звон и грохот раздались из-за боковой двери.
Я шагнул туда, доставая адамантовый меч. Это не так-то просто, если вместо руки у вас чешуйчатая лапа дракона и пальцы едва сгибаются.
— Хозяин? — спросил дворецкий.
Мы оказались в сумрачной зале.
Окна были завешаны тяжелыми шторами. В камине горел огонь. На стенах висели портреты мертвых Мортернов, и казалось, что они с жадным нетерпением ожидают, когда живые наконец присоединятся к ним.
У двери застыл юноша, совсем еще мальчуган.
В руке он держал короткую саблю, на парсуашском ковре лежали осколки вазы. Лицо парня побелело, страх и растерянность застыли в его глазах.
Когда мы вошли, он с явным облегчением выдохнул, видимо, ожидал увидеть отца, но тут же снова напрягся.
— Мастер Димитрис! — прошептал Осип. — Боже, что вы наделали?
— Дорогая? — Я подошел к осколкам.
Темные глаза юноши были умными и живыми, но в них глубоко поселилась боль. Так бывает с детьми, которых не ценят, кому приходится жить не своей, а отцовской жизнью.
— Руническая, — ответил дворецкий. — Сулейман Провидец, султан и верховный маг Парсуаша, прислал ее хозяину в знак дружбы и уважения.
— А потом долго хохотал, надо думать.
Я наклонился, поднял пару осколков.
— Это простая ваза; должно быть, слуга султана купил ее за пару медных монет на ближайшем рынке.
Мой палец с драконьим когтем провел три кривые линии в воздухе. Обломки сгинули, и на их месте явилась новая ваза.
— Вы ее починили? — спросил дворецкий.
— Нет, конечно, — ответил я. — Нельзя спасти то, что уже разбито, это всего лишь копия. Но разницы нет, полковник все равно не заметит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});