Денис Чекалов - Пламя клинка

— Это черное колдовство, — кратко отвечал розыскной. — Речь идет о безопасности крепости; значит, делом займется государева гвардия. А ты и дуболомы твои, вернитесь к своей работе, ловить по трактирам пьяниц да разгонять кикимор.

— Да знаешь ли ты, с кем говоришь? — Руфус начал плевать слюной.

Димитрис уже не слушал.

— Если хочешь заниматься болтовней, — ответил розыскной, отвернувшись, — иди к воеводе Огнарду; он это дело любит, а мне работать пора.

И, не обращая внимания на злость и угрозы Руфуса, вновь склонился к замку открытого сундука.

4

Мы с Оксаной вышли из магической лавки.

Мне хотелось еще поболтать с Димитрисом, когда он освободится.

— С чего ты взял, что в лавке нет шкатулки Казантула? — спросила девушка.

— Это элементарно, — ответил я. — Наш купец не из тех, кто будет ждать у моря свистящих раков. Он сам сказал, что шкатулку украли два дня назад. К этому времени Духарий уже был мертв.

— И его убийца забрал ларец?

— Разумеется. Значит, ему нет смысла прятать свою добычу здесь, в магической лавке, куда он возвращаться не собирался.

— А куда делись вещи из сундуков?

Оксана заглянула через дверной проем.

— И на полках тоже ничего не осталось. Словно жадный тролль пробежал.

Я поднял руку, и летающий орб опустился мне на ладонь.

— Это не просто глаз-следопыт. Это харвестер.

— Чего? — удивилась девушка.

— Триста лет назад в битве при реке Кошенге пали тысячи гномов и полуорков; у их королей не было больше армии, чтобы воевать. Жрецы Мары, конечно, могли бы воскресить всех солдат; но это стоило слишком дорого. И тогда гномы призвали на помощь дворфов, своих союзников. Те создали харвестер. Летая над полем боя, он собирал доспехи, оружие, волшебные амулеты и все телепортировал прямо в гномьи хранилища. Естественно, продав такое богатство, гномий король Терновник быстро раздумал тратить его на воскрешение армии, а решил оставить все для себя. Тогда полуорки подняли всех солдат — и своих, и гномьих, обещая Маре поклоняться ей вечно и выстроить ее храмы в каждом из своих городов. Воскресшие гномы были слегка обижены на Терновника и вместе с полуорками свергли его, а харвестер остался одним из величайших секретов дворфов.

— Значит, все вещи черного колдуна…

— В надежном месте. Слишком опасно было бы оставлять их здесь. Я не доверяю нашим милым друзьям из городской стражи.

Из лавки вышел Димитрис, он нервно потирал руки и щурился, как это делает человек, сорвавший с лица докучную маску и наконец ставший самим собой.

— Казантул что-то скрывает, — отрывисто проронил офицер.

— Да, от своей сестры, — согласился я. — Иначе бы ждал вас дома, на своей территории.

— Так что здесь делали вы? — спросил он.

Я рассказал ему все, что узнал в коллекторах. Скрывать ничего не стал, офицер мог найти Тадеуша и проверить мои слова.

— И вы никому не рассказали об этом?

— Решил, что Руфусу лучше не говорить.

Димитрис кивнул.

Глянув на меня исподлобья, негромко спросил:

— Где я мог вас видеть?

Я хмыкнул.

— Думал, что вы не помните, — сказал я.

Обернулся.

Шестеро новых стражников вошли в переулок.

Руфус не мелочился.

— Лучше бы нам найти место поспокойнее, — предложил я. — Есть здесь такое?

— Да. — Димитрис кивнул.

Он оглянулся на колдовскую лавку.

Лицо его нервно дернулось, завоеводчику очень не хотелось возвращаться в казарму, к своей рутинной докуке, после того как он вновь ощутил азарт погони.

— У Восточных ворот есть небольшая таверна.

Димитрис коснулся своей золоченой бляхи, и мы перенеслись к низким дверям трактира.

Старая проржавевшая вывеска гласила: «Гниющий висельник». На ветру тихонько поскрипывал гнутый жестяной знак в форме повешенного.

Все дома, что я до сих пор видел в Малахите, были каменные. И только эта таверна оскалилась бревенчатыми стенами.

Кое-где они успели прогнить, как мертвец на вывеске, но это, видимо, не волновало ни трактирщика, ни его посетителей.

— Когда мы начали строить город, — сказал Димитрис, — здесь было полно мародеров. Я их ловил…

Он коротко усмехнулся в щетинистые усы.

— У этих парней был выбор. Или идти на службу к городским стражникам, до первого нарушения. Или сразу на виселицу. Почти все выбирали петлю…

Офицер показал рукой.

— Шибеницы вдоль всей дороги стояли, от городских ворот до Проклятого колодца. И никогда не были пустыми. Потом их срубили. Теперь там улица Благонравия, да и кладезь засыпали.

Завоеводчик хлопнул ладонью по грязной стене трактира.

— А из столбов построили этот трактир; все, кто сюда приходит, могли бы на тех глаголях висеть…

Мы подошли к трактиру.

Окна были такие грязные, словно их не мыли со дня открытия.

На камнях у порога засохла темная лужа — то ли кровь, то ли медовуха. Рядом лежали четыре выбитых зуба. Мне стало интересно, их потерял один из драчунов или оба поровну.

Димитрис открыл скрипучую, залитую супом да элем дверь, и мы вошли в темную, прокуренную харчевню с низким потолком и грязными колченогими столами.

Хмурые лица обернулись к нам, и я сразу понял, что завоеводчика тут знают все и не любит никто.

Он прошел к стойке, бросил:

— Мне рюмку кальвадоса, — и опустился на замызганный табурет, с усмешкой поглядывая вокруг.

Толстый хозяин, с короткой рыжей бородкой, достал из-под стойки полупустую бутылку, где плавали два живых таракана, полуорки считают, что это придает напитку особый вкус, и едва заметно кивнул дылде-половому.

Димитрис взял рюмку, подчеркнуто провел над ней офицерской бляхой, проверяя, не отравлено ли, и, лишь убедившись, что жетон не краснеет, начал неторопко потягивать.

Из соседней комнаты с мисками, бурча что-то недовольное, вывалились два хорбита. Один сжимал зубами краюху хлеба, другой под мышкой держал бутылку дешевого яблочного вина.

Следом семенил половой и что-то шептал им на ухо.

— Извольте, сударь, — произнес трактирщик без всякой радости. — Ваш кабинет готов.

«Кабинетом» здесь величали маленькую каморку. Стол был даже грязнее, чем в общей зале, а вместо табуретов стояли лавки.

Узкое оконце выходило на задний двор.

— Здесь лишь одна отдельная комната, — пояснил с усмешкой Димитрис. — А я не люблю есть со всеми.

Я понял, что в этом грязном трактире, среди воров и висельников, он хоть немного может побыть самим собой, не солдатом, а розыскным.