Евгений Щепетнов - Монах

— Лучше бы квасу взял, — недовольно буркнул Андрей. — Вино зачем, пороть всю дорогу, что ли? По себе равняешь? Заканчивать надо с выпивкой, Федор. Дорога дальняя, тяжелая, нам только пороть в дороге не хватало.

— Ну чего ты разнылся, как злая жена? Я чего, пьяный плохо дерусь или не соображаю? Уж ты-то должен это знать! Да ладно, ладно, в трактире наберем квасу, нечего на меня так зыркать! Того и гляди прибьет, мать его за ногу!

Федор еще долго бурчал чего-то под нос, потом затих, и часа два они ехали в молчании.

Андрей разбавил вино колодезной водой из бочонка, стоявшего в задней части фургона, попил и улегся на одеяла, глядя в брезентовый потолок фургона.

Он обдумывал все, что ему рассказал Федор, — это было настолько невероятно, что Андрей долго не мог успокоиться, вновь и вновь возвращался мыслями к полученной информации. «Драконы! Неужто и правда драконы? Ну не будет же он врать, в конце концов, я бы почувствовал это. А рассказы о леших, кикиморах — это как? Ну почему я был таким тугодумом, почему не интересовался этим миром — не расспрашивал людей, не общался? Я бы сейчас уже не был так удивлен! Почему не общался? А когда я общался с людьми? Когда я последний раз поговорил с кем-то по душам? Вся моя жизнь последних лет была сплошным кошмаром одиночества… даже в монастыре — разве я говорил с кем-то по душам? Сидел и занимался терзаниями своей души… В кого я превратился? Почему я не жил все эти годы, а существовал, как растение? Нет у меня ответа. И ни у кого нет. Как это еще я с Федором подружился — видимо, потому, что он тоже одиночка… кстати, оказалось, не такой уж одиночка, даже женщина где-то там есть… Хватит терзаться! Ставлю себе задачу: первое — узнать об этом мире как можно больше. Второе — умножать количество добра и уменьшать количество зла в этом мире. В общем, жить как подобает человеку, а не скоту. А уж как получится — другое дело… Я, конечно, может, и стремлюсь стать святым, но ведь не мучеником!»

С этими мыслями Андрей уснул, убаюканный покачиванием фургона и теплом одеял, на которых лежал. Сны ему не снились.

— Вставай, Андрей! Вставай! Чего-то впереди случилось! Андрей, иди скорее сюда! — Из сна его вырвал тревожный голос Федора.

Андрей сразу вскочил — сна как не бывало — и уселся к товарищу на облучок.

— Видишь? Толпа впереди! Там, у трактира, у деревни — вон туда смотри! Неспроста это все. Приготовь луки, оружие, не люблю я массовые скопления народа… это или казнь какая-то, или бунт, в любом случае — одни неприятности.

Нет, это был не бунт и не чья-то казнь — подъехав ближе, путники увидели, что у трактира стоит женщина лет двадцати семи и рыдает, что-то выкрикивая угрюмо глядящей на нее толпе. Федор подъехал ближе и остановил лошадей, а Андрей стал прислушиваться, о чем шла речь.

В основном выступление женщины состояло из ругательств, виртуозно вплетаемых в плач, и обвинений окружающих во всех грехах, но иногда все-таки проскакивала информация, из которой Андрей понял, что у женщины пропал ребенок — девочка.

Он еще минуты три послушал крики и плач, потом выпрыгнул из фургона, раздвинул толпу и, подойдя к женщине, остановился перед ней и угрюмо-веско сказал:

— Хватит!

Женщина затихла, всхлипывая, и недоуменно посмотрела на него красными от слез глазами.

— Чего хватит?

— Воплей хватит. Хочешь вернуть ребенка — давай подумаем, как это сделать! Руганью тут не поможешь.

— Да ничем не поможешь! — откликнулись из толпы. — Мы чего сделаем-то, за что она нас поносит?! Настенку кикимора унесла, небось ее уже и в живых нет! А мы при чем?

При этих словах мать пропавшей девочки снова завыла, сдирая с головы платок и зажимая им искривленный горем рот.

— А что, нельзя вернуть девочку, что ли? Ну собрались бы толпой, и все, вернули бы девочку! Какая бы кикимора ни была, толпа ведь ее забьет! — Андрей обвел взглядом прячущих глаза сельчан.

Они молчали, потом кто-то сказал:

— Толпа-то забьет, а она забьет кого-то из толпы! Мы же не военные, не солдаты, а кто наши семьи кормить будет, если мы помрем? Алена, что ли? Ее мужа убили, так мы при чем? Мы помогали ей, но не хотим, чтобы кикимора нас выпотрошила! Уж прости, Алена, за правду!

— Где эта кикимора обитает? Вы хоть место показать можете? — спокойно осведомился Андрей. — Или и на это духу не хватит?

— Да чего там, известно место. — Вперед вышел мужчина с окладистой черной бородой, видимо местный староста. — Пещера это, за лесом, в трех верстах отсюда, за болотом. Там горка небольшая, в ней и пещера. Там она сидит. Раньше не хулиганила… ну почти — только баранов воровала, корову иногда зарежет, а чтобы людей воровать — такого не было.

— Ну что вы врете! — закричала Алена. — А Данила прошлым летом пропал? А сын Антухи куда девался? А Маркан куда делся месяц назад? Что, я не знаю, что вы якобы в город посылали, просили стражу? Чего пыль пускаете, народ обманываете? Сами не можете убить нечисть, так чего теперь туману наводите? Давно она людей убивает, эта кикимора, уважаемый! Только все молчат. А почему молчат? А? Люди? Почему вы молчите? Знаете, почему? Это дочь старосты. Все знают, что она в нечисть превращается время от времени, что ее когда-то кикимора покусала на болотах! А теперь она мою дочь хочет сделать кикиморой! Или убить! Что, староста, я не права? Приведи-ка свою дочь, где она?

— Ты совсем спятила, Алена! Моя дочь уехала в город по делам! А ты мутишь народ, не понимая, что идти к кикиморе опасно, для этого есть стражники — как придут, так и разберутся с нечистью!

— Ага, придут — а ее нет! А потом опять объявится, и куда-то опять твоя дочь денется! Кому ты врешь, Артохан?! Это вон чужим можешь тень на плетень наводить, мне-то чего лжешь?

— Все ясно. Федор, иди сюда! — Андрей повернулся к толпе. — Кто покажет мне место, где сидит кикимора? Есть смелые?

— Вы не можете вмешиваться в наши дела! — возмутился староста. — Езжайте своей дорогой, а этим делом займутся стражники!

— Стражники?! Ах ты, сука! — Алена с утробным ревом бросилась на старосту и ободрала его лицо до крови, оставив на нем красные полосы от ногтей. — Сука! Сука! Сука! Хочешь, чтобы мою дочь убили?! Я сама тебя убью, тварь!

Женщина вцепилась в его длинные волосы, уложенные в смазанную благоухающим маслом косу, и стала драть так, что ее едва оторвали несколько односельчан.

— Ты ответишь! — завопил староста. — Я на тебя заявлю в стражу, ты и дома лишишься за нападение, и всего имущества! Тварь!

— Ну так что, покажет мне кто место, или нам самим искать? — как будто ничего и не произошло, спокойно спросил Андрей. — Есть кто смелый?