Расколотый мир - Анастасия Поклад
— Правда? — мама в Климиной памяти осталась доброй, кроткой и справедливой.
— А ты не помнишь разве? Такая же осанка, взгляд, кажется, не селянка на улицу вышла — госпожа по дворцу идет. Твой отец про нее часто вспоминал, когда ты уехала. Как и я — про тебя… — Зарин осекся, замешкался, но потом продолжил: — До нас дошли слухи, что обда в Принамкском крае появилась. А потом и вовсе из Института приехали, сказали, мол, обда — ты, искали тебя. Не нашли, понятное дело, уехали ни с чем.
— С семьей все в порядке? — Клима постаралась, чтобы это не прозвучало равнодушно.
— Да, ни отца с матерью, ни ребятню не тронули. К чему трогать, если виновных нет? А я вот решил тебя найти. Сначала — чтобы вернуть. Отец сказал, твоя мама тоже из села уйти хотела, сперва в Институт, потом и вовсе непонятно с кем, но в первый раз не поступила, а во второй замужество удержало. Я и подумал, что… Теперь-то вижу, ты не вернешься домой.
— Там уже давно не мой дом.
— Ну как же! Клима, неужели ты перечеркнула все свое детство? Вспомни речку, мостки: третье бревно всегда гнилое, сколько его не меняй. А помнишь яблони у оврага? Мы забирались на самые крайние ветки и сидели над пропастью. А помнишь, как старшие ходили на кладбище, а из мелюзги вечно брали только тебя, надеясь напугать, а ты все равно не боялась?
— Ты вроде бы сказал, что уже не хочешь меня возвращать, — сухо проговорила Клима.
— Я всего лишь пытаюсь отыскать ту прежнюю девчонку в веснушках, с которой мы когда-то сговорились стать братом и сестрой.
— У меня были веснушки? Не помню.
— Были. И веснушки, и босые ноги в цыпках, а еще ты вечно нос задирала так, что любую другую девчонку поколотили бы, а на тебя почему-то рука не поднималась. Я же помню: кучу раз собирались, а как до дела доходило, словно забывали все и принимали тебя в игру. Потом ты водиться с нами перестала, только со мной иногда и со стариками на завалинке. А когда из Института приезжала, вовсе чужой сделалась, страшно слово сказать, но хочется… — Зарин осекся и молчал глухо, не размыкая губ, отдавшись этому занятию так же полно, как только что — быстрой горячей речи.
Клима остановилась. Они долго глядели друг на друга, замерев посреди пустой дороги под черным небом с еле заметным уже алым всполохом. Как две частички уютного мирка, давным-давно разбившегося вдребезги о время и расстояния.
— Ты сказал, мама дважды хотела уйти, — нарушила молчание Клима. — Мне известно только об одном, когда она ездила поступать в Институт.
— Про второй раз никто не знает толком, — Зарин отвернулся, тоже стараясь говорить буднично. — Отец обмолвился, что к твоей маме приезжал кто-то, но я тогда мало этим интересовался, не запомнил точно, в чем там штука была. Твоя мама могла уехать, но любила мужа и осталась, хотя поначалу горевала сильно. А потом ты родилась, не до горестей стало.
Они возобновили шаг.
— Пожалуй, мне и правда стоит наведаться домой, — пробормотала Клима.
— Одну не отпущу, с тобой отправлюсь.
— Непременно. Ты же теперь мой охранник.
— Так это было всерьез? — насторожился Зарин.
— А ты хотел бы меня охранять?
— Как этот… Хавес?
— Неужели тебе, моему названному брату, лестно сравнивать себя с каким-то Хавесом? — Клима усмехнулась. — Впрочем, пока что мне на земли Ордена не попасть. Многие уже хотят избавиться от меня. Оставайся со мной, Зарин, будь защитником, соратником, тем, на кого я смогу опереться. И я обещаю, мы ступим на родную землю, держась за руки. Ты нужен мне. Таких, как Хавес, много, а названный брат, который помнит про веснушки и мостки на реке, один.
…Когда Зарин клялся, и сияла зеленым его кровь, Клима думала, что сама ни за что не купилась бы на эту чепуху, хотя минутой ранее свято верила во все, что говорит. Какие мостки, какие веснушки? Идет война за власть, и обде нужна охрана. Удобно, когда верный охранник живет в соседней комнате, а не через несколько домов. Зарина высшие силы послали, не иначе.
Вот он улыбается, и горячие-горячие пальцы стискивают ее ладонь, бьется на шее жилка, соломенные волосы в густых сумерках кажутся почти черными. Крикнула под навесом дурная ворона, Зарин мимоходом обернулся, потом поднес к лицу еще чуть светящееся запястье, коснулся царапины губами.
"Интересно, доживет он до момента моей коронации или заберет своим телом какую-нибудь пущенную в меня стрелу?" — почти с безразличием размышляла Клима, глядя названному брату в глаза.
Почти.
* * *
В доме царила удивительная и непривычная тишина. Не струился с чердака дым сомнительного происхождения, не ворчала Ристинка, не топотал по второму этажу Гера, угрожая "этому беззаконному колдуну, который себя не бережет и сестру доводит" чередой физических упражнений на свежем воздухе. Ни пылинки на половиках, печь застелена здоровенной периной, кругом витает аромат тушеной зайчатины. Дверь в кладовку чуть приоткрыта, подрагивает на легком сквозняке, но даже петли не скрипят, словно тоже не желая нарушать столь редкий для этого места миг затишья.
А у рукомойника сидели Даша с Лернэ и в четыре руки вытирали перемытую посуду. Чистые миски чуть позвякивали, соприкасаясь друг с другом в высокой стопке, но тишине это не мешало, напротив, придавало ей какую-то особую величественную глубину.
— Здесь случилось моровое поветрие? — осведомилась Клима, пока они с Зарином разувались у порога.
— Что ты! — ахнула Лернэ, испуганно прижав к груди тряпку. — Все живы-здоровы, не накликай! Тенька на чердаке, звукоизоляцию испытывает.
— Судя по всему, успешно, — отметила Клима. Прислушалась, но не уловила ничего, кроме все той же умиротворенной тишины. — Давно бы так.
— А вот мне уж непривычно даже, — вздохнула Лернэ. — Прежде он хоть шумел там. Шумит — значит, в порядке все, да не одна-одинешенька я дома. Сейчас-то повеселей, чем прежде, много гостей, вон, кладовку разобрали, на печи постелили Зарину, только крюк все шатается, того и гляди упадет, упасите высшие силы. А Даша мне помогать вызвалась, она у себя дома тоже за хозяюшку и…
— Где остальные? — перебила Клима.
— Гера на стройке еще, — Лернэ охотно вернулась к
