Владимир Мясоедов - Искры истинной магии

— Чего? — не понял недоучившийся медик.

— Почему заклятиями выучился бросаться так, словно ты в виртуальной игрушке сейчас и вовсю балуешься читерством? — Этот вопрос действительно был очень интересным.

— Про переход количества в качество ты не поверишь? — напоказ вздохнул Ярослав.

— Не-а, — отрицательно помотал головой я. — Колись, а то Артему дам топор и заставлю приступить к допросу тридцать третьей степени, которая исключительно для своих. Только амулетик-то сними. Без обид, Аллисандр.

— Да я и не обижаюсь, — пожал плечами охотник, впрочем, гримасу разочарования на его лице можно было увидеть без микроскопа, — секретничайте, я в ваших чародейских делах и захочу, так ничего понять не сумею.

— Поймешь, больно уж ты смышленый, — возразил Артем, но уже со снятым переводчиком, так что для аборигена его слова остались полной тайной, — а ты рассказывай, ктулхацкер проспиртованный.

— Не надо так злобствовать, ребята, — примиряюще поднял руки Алколит. — Просто я наконец сообразил, как работают мои изречения на великом мертвом языке. Все очень просто: их надо произносить в состоянии сатори.

— В чем?! — поразился Артем. — Тебе с твоим самоконтролем до сатори как Люксембургу размерами до Китая!

— Так было, не спорю, — кивнул Ярослав, — но сейчас не так. Вы же и сами поняли, что мы все изменились.

— Это так, — не стал отрицать очевидного Ассасин.

— Ну вот видите, — пожал плечами Алколит, — правда, в состояние сатори я входил несколько нестандартно.

— А как? — мгновенно заинтересовался Артем.

— Мысленно пытался решать задачи по высшей математике вроде исчисления определенного интеграла без каких-либо заметок и записей, — поделился тайной недоученный медик. — И неожиданно понял, что мое восприятие мира изменилось.

— А зачем тебе это было надо, все эти заумные вычисления? — спросил я.

— Все точные науки основаны на математике, вот и пытался припомнить, что из нее знаю и где это можно применить, — пожал плечами Ярослав.

— Метод ты использовал странный, — озвучил я свои размышления, — но раз он дал результаты, попробовать стоит. Как считаешь, Арт?

— Точно так же, — согласился Ассасин. — Что ж, придется вспомнить, что такое предел и к чему он стремится. Кстати, этот мир имеет огромный недостаток по сравнению с виртуальными.

— Только один? — ахнул Алколит. — Я поражен тобой, друг мой, по-моему, их тысячи. И какой же он, тот дефект, что так тебя тревожит?

— Ни в одной компьютерной игре с героя не списывают здоровье, которое уменьшается в результате длительного путешествия на качающейся телеге, не оборудованной амортизаторами.

Глава 7

Остаток дня мы пытались освоить метод Ярослава, даже не слезая с телеги. Сколько мата на русском языке услышал этот мир в тот день исчислить невозможно даже с помощью всей высшей математики. Ничего у нас не вышло. Под вечер, то есть где-то часов в шесть-семь, я вместо формул и расчетов пытался вспоминать теории коллоидной химии и генетику. Так увлекся, что почти не заметил остановку и сполз с телеги только после тормошения за плечо. Слез я удачно стоило мне это сделать, как колесо у нашего транспорта отвалилось. Аллисандр расширил наши познания в местной ругани, после чего занялся ужином. Гадость у него получилась страшная, но горячая, так что кончилась быстро. От умственных усилий страшно разболелась голова; минут пять поразмыслив, чем таким можно ее унять, решил, что здоровье дороже, и от снадобий собственного приготовления отказался. Починку телеги отложили на утро. Караулить сегодня я должен был последним, так что спать лег с больной головой и чистой совестью.

Гоблин, объясняющий мне теорию образования каллусных тканей, укоризненно покачал головой и вышел в окно. Заметил, гаденыш, что я подгоняю результаты опыта под вычисленное среднеарифметическое. Все, трындец, теперь придется чинить у телеги колесо, а может, даже и тащить ее на руках, если, конечно, раньше я его не заколдую… Наверняка на вкус мерзость, да еще и немытая, но хоть в магии потренируюсь.

С этой далекой от оптимизма мыслью я и проснулся. Ну и приснится же… Гоблины, магия, телега. Бред. Как хорошо лежать в тепле под одеялом на мягком сене, жмурясь от яркого солнечного света… А почему это меня покачивает?

— Наш спящий красавец очнулся, — радостно заржал Артем.

— Слава Спящему! — торжественно поддержал его Ярослав.

— Кому? — не понял Ассасин.

— Да был такой персонаж когда-то.

Голоса спорщиков раздавались слева и справа, но открывать глаза было все еще лень.

— Народ, а в чем дело, почему меня не разбудили на вахту и завтрак? — спросил я у своих друзей. — И как вы, черт побери, умудрились затащить меня в телегу?

— Ну, если честно, на спор, — сознался Артем без капли раскаяния в голосе. — Мы с Алколитом, увидев, как ты беспокойно ворочаешься ночью, решили продлить сон заклинанием, а утром силой мысли Ярослава перетащить тебя вместе с одеялом в повозку.

Я и не подумал обижаться. Тепло, светло, лениво. Так зачем же портить такое прекрасное настроение?

— И в чем же был спор? — Вопрос был задан больше для поддержания беседы.

— Если бы ты все же проснулся, то он бы следующую неделю мыл посуду вместо меня, а так этот паразит теперь будет отлынивать, свалив сей тяжелый труд на мои хрупкие плечи, — пожаловался Ассасин.

— Так, народ, глядите, что у нас прямо по курсу? — раздался голос означенного паразита справа. — О! Вижу остров!

— В чистом поле? — удивился Артем. — Круто. Алхимик, что пил наш алкона…

— Levitate!

Не любит Ярослав, если его зовут алконавтом, сильно не любит. До драки. До серьезной.

Звук удара, шмяк от падения чего-то тяжелого из телеги, и продолжительные медленно удаляющиеся матюги в исполнении Ассасина. Из-за горизонта прилетает что-то холодное и мокрое, падая прямо мне на лицо. Грязь. Ненавижу дорогу. Ненавижу гоблинов. Ненавижу телеги. Ненавижу демонов. Да все я ненавижу, а особенно ненавижу этих долбаных идиотов, которые зовутся моими друзьями!

Сажусь, отчищаю лицо и наконец открываю глаза. Мрачно смотрю на лежащего рядом с небольшой лужей, примостившейся у обочины дороги, Артема. Судя по всему, ждут Ярослава физические тренировки. На выживание. А мне показалось или он произнес слово «левитация» по-латински с целой кучей ошибок? Хотя какая разница, чего говорить, когда колдуешь, — все равно фонетика тут роли, видимо, не играет. Где бы взять полотенце?

Мазнув по своему лицу скошенной травой, хорошенько прочихавшись и проплевавшись, я наконец обратил внимание на ту аномалию, которую Алколит назвал островом. А что, похоже. Посреди чистого луга стоит себе этакое образование метров дцать в поперечнике, возвышаясь над окружающей местностью поросшим травой постаментом.