Джон Толкиен - Дети Хурина

— Привет тебе, сын Хурина. Вот и повстречались мы!

Турин стремительно развернулся и шагнул к чудовищу: глаза воина горели огнем, а лезвие Гуртанга по краям словно бы вспыхнуло пламенем. Глаурунг же умерил палящее дыхание и широко раскрыл свои змеиные глаза, и вперил взор свой в Турина. Не дрогнув, Турин встретился с ним взглядом, поднимая меч; и в тот же миг сковали его страшные драконьи чары и он точно окаменел. Долго стояли они недвижно и безмолвно пред величественными Вратами Фелагунда. И вот Глаурунг заговорил вновь, насмехаясь над Турином.

— Зло сеешь ты повсюду на пути своем, сын Хурина, — рек он. — Неблагодарный приемыш, разбойник с большой дороги, убийца друга, разлучник любящих сердец, узурпатор Нарготронда, безрассудный войсководитель, предатель родни своей. Мать и сестра твоя прозябают в рабстве в Дор-ломине, лишения и нищета — их удел. Ты разряжен, как принц, они же ходят в лохмотьях; по тебе тоскуют они, но тебе до них нет дела. То-то отрадно будет отцу твоему узнать, каков его сын; а узнает он о том всенепременно.

И Турин, будучи во власти чар Глаурунга, поверил драконьим речам, и увидел себя со стороны точно отраженным в кривом зеркале злобы — и преисполнился отвращения.

А пока стоял Турин, прикованный к месту взглядом Глаурунга, не в силах пошевелиться, изнемогая от душевных мук, по знаку Дракона орки погнали прочь захваченных невольниц: и прошли они совсем рядом с Турином, и пересекли мост. Была среди них и Финдуилас, и простирала она руки к Турину, и выкликала его имя. Но не раньше, чем крики девушки и стенания пленниц стихли в отдалении на северной дороге, Глаурунг освободил Турина; и с тех пор голос тот неумолчно звучал в его ушах.

И вот, наконец, Глаурунг резко отвел взгляд и выждал; и Турин медленно пошевелился, точно пробуждаясь от страшного сна. Придя же в себя, он ринулся на дракона с громким криком. Но рассмеялся Глаурунг, говоря:

— Если ты ищешь смерти, охотно убью я тебя. Да только едва ли поможет это Морвен и Ниэнор. Ты не внял плачу эльфийской девы. Так и от уз крови готов ты отречься?

Турин же, размахнувшись, ударил мечом, метя дракону по глазам; но Глаурунг, стремительно прянув назад, навис над ним и молвил:

— Нет! По крайней мере отваги тебе не занимать. Не встречал я доселе таких храбрецов. Лгут те, кто утверждает, будто не чтим мы доблесть недругов. Что ж, предлагаю тебе свободу. Возвращайся к родне своей, если сможешь. Ступай же! А если уцелеет какой человек или эльф, чтобы было кому сложить сказание об этих днях, уж верно, презрением заклеймят тебя, если отвергнешь ты мой дар.

И Турин, все еще одурманенный драконьим взглядом, поверил словам Глаурунга, как если бы имел дело с врагом, которому ведома жалость, — и, развернувшись, бросился бегом через мост. А вслед ему звучал холодный голос:

— Поторопись же в Дор-ломин, сын Хурина! А не то, чего доброго, опять опередят тебя орки. Если замешкаешься ты ради Финдуилас, не видать тебе более ни Морвен, ни Ниэнор; и станут они проклинать тебя.

И ушел Турин прочь по северной дороге, и снова рассмеялся Глаурунг, ибо исполнил он поручение своего Повелителя. Теперь дракон задумал поразвлечься сам, и изрыгнул огонь, и спалил все вокруг. Орков-мародеров он разогнал и выдворил из крепости, отняв у них все награбленное добро вплоть до последней безделицы. Затем разрушил он мост и сбросил обломки в пенный Нарог, и, почитая себя в полной безопасности, сгреб в одну кучу все сокровища и богатства Фелагунда в самом глубинном чертоге и улегся сверху, вознамерившись немного отдохнуть.

А Турин спешил на север; он пересек разоренные ныне земли в междуречье Нарога и Тейглина, и Лютая Зима застала его в дороге; ибо в тот год снег выпал уже осенью, а весна запоздала и не принесла с собою тепла. Турин шел вперед и вперед, и все казалось ему, будто слышит он голос Финдуилас, будто выкликает она его имя через леса и холмы; и велика была его скорбь. Но бередили ему сердце лживые речи Глаурунга, и неизменно видел он мысленным взором, как орки жгут дом Хурина либо влекут на муки Морвен и Ниэнор, и Турин так и не свернул с пути.

Глава XII

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТУРИНА В ДОР-ЛОМИН

Наконец измученный спешкой и долгой дорогой (сорок лиг и более прошел он, не отдыхая), с первым льдом Турин добрался до заводей Иврина, где некогда обрел исцеление. Но теперь на их месте было только замерзшее болото, и не мог он более испить там Воды.

Оттуда добрался он до перевалов, ведущих к Дор-ломину, и налетела с Севера студеная метель, и ударил мороз, и опасны сделались тропы. И хотя с тех пор, как проходил здесь Турин, минуло двадцать лет и еще три, путь этот намертво запечатлелся в его сердце, такой болью отзывался в нем каждый шаг после расставания с Морвен. Так наконец вернулся он в край своего детства. Опустошенной и унылой предстала та земля его взору; люди встречались нечасто, да и те держались неприветливо и говорили на грубом и резком языке восточан, а древнее наречие стало языком рабов либо недругов. Потому Турин шагал с оглядкой, надвинув на лоб капюшон и ни с кем не заговаривая; и пришел наконец к отчему дому. Дом стоял пуст и темен, а вокруг не было ни души; ибо Морвен исчезла, а Бродда-Пришлец (тот, что силой взял в жены Аэрин, родственницу Хурина) разграбил ее жилище и забрал все, что еще оставалось там из добра, равно как и слуг. Усадьба же Бродды стояла ближе всех прочих к бывшему дому Хурина: туда-то и пришел Турин, обессиленный долгими скитаниями и горем, и попросил приюта; и пустили его, ибо Аэрин до сих пор поддерживала, как могла, добрые обычаи старины. Слуги отвели ему место у очага, рядом с несколькими бродягами вида столь же угрюмого и изнуренного, как и он сам; и спросил он, что нового в тамошних краях.

При этих словах все разговоры разом смолкли, а кое-кто отодвинулся подальше, косо поглядывая на чужака. Но один горемычный старик с клюкой молвил:

— Ежели так уж надо тебе изъясняться на древнем наречии, господин, говори тише, а о вестях не допытывайся. Или хочешь ты, чтобы тебя избили как мошенника или вздернули как лазутчика? Видом ты смахиваешь и на того, и на этого. Иначе сказать, — докончил он, подходя ближе и склоняясь к самому уху Турина, — на одного из тех благородных людей древности, что в золотые дни пришли вместе с Хадором — еще до того, как головы украсились волчьим мехом. Есть тут и еще такие же, хотя ныне стали они нищими да рабами, и кабы не госпожа Аэрин, не видать бы им ни места у огня, ни этой похлебки. Откуда ты и чего хочешь узнать?

— Была здесь одна госпожа именем Морвен, — отвечал Турин, — давным-давно жил я в ее доме. Туда после долгих странствий пришел я в надежде на добрую встречу, но не горит там ныне огонь в очаге и нет ни души.