Е. Кочешкова - Шут

Шут вздрогнул, все еще находясь в плену страшного видения:

— Нет!.. Нет…

— Тогда лежите смирно, я почти закончил, — Шут скосил глаза вниз и с удивлением увидел, что правое запястье уже перевязано чистыми бинтами. Архан поймал его взгляд:

— Вы крепко спали, а я старался вас не потревожить.

Постепенно приходя в себя, Шут вспомнил, что имеет к лекарю множество вопросов, но едва только он открыл рот, как старик приложил палец к губам и отрицательно покачал головой.

«Ах да… Ведь Дени предупреждал меня… Во дворце полно слухачей. Старик прав, лучше не давать им лишней пищи для разговоров».

Он спросил совсем другое:

— Как вы оказались здесь?

Лекарь рассмеялся неожиданно звонко и молодо:

— Друг мой, у меня есть ноги, чтобы ходить, глаза, чтобы видеть дорогу, да и память еще не отказала. Я не был в тронном зале, когда вас привели туда, но имея уши в этом дворце можно узнать очень многое. Ваши поклонницы — прекрасный источник информации. Их даже не нужно ни о чем спрашивать. Они так шумно обсуждали ваше бедственное состояние, что только глухой мог бы этого не услышать. Ну вот, теперь позвольте, я оберну руку, — Архан осторожно наложил повязку, предварительно покрыв кровоточащее запястье Шута какой-то пахучей мазью. — Вы, наверное, появились на свет под счастливой звездой, господин Патрик. Когда вы празднуете годовщину своего рождения? — достав свежую тряпицу, лекарь пропитал ее очищающим бальзамом и подал Шуту. — Оботрите этим губы.

Шут задумчиво взял мокрый комок и промокнул засохшую кровь на лице. Потрогал упомянутые губы, проверяя, сильно ли распухли. По всему выходило, что еще несколько дней его физиономией можно будет пугать детишек.

— Я не знаю, когда родился, — промолвил он, наконец. — Меня воспитывали в монастыре, и там никто не имел представления, откуда я и кто мои родители. Монахи говорили, что какой-то крестьянин нашел меня в лесу у реки и привез к ним. Вот и все, что мне известно. Отец-настоятель полагал, мне было около двух лет, когда я попал в монастырь, но так ли это на самом деле, спросить не у кого… Может, на самом деле, я на год старше или, напротив, младше, — Шут вернул лекарю побуревший кусок материи и поднял руки, чтобы рассмотреть свежие повязки.

— Не печальтесь, друг мой, — ободрил его лекарь, — раны несерьезны. Вам, все-таки, очень повезло… — с этими словами Архан поднялся и начал собирать свои принадлежности, — Полагаю, уже завтра мы можем немного погулять в саду. Право, мне будет очень интересно услышать о том, как королевский шут превратился в даму. Все только об этом и судачат.

Но Шут не разделил его веселья.

— Не уверен, что захочу высовывать нос из этой комнаты. Король велел мне проваливать отсюда на все четыре стороны. Так что я лишь отлежусь немного и… прощай Солнечный Чертог!

Лекарь покачал головой:

— Я бы на вашем месте не спешил.

— То есть? — Шут не понял.

— Как вы могли заметить, король не вполне… ммм…

— Не вполне вменяем, — грустно усмехнувшись, подсказал Шут.

— Да, — вздохнул Архан, — именно так. И, полагаю, от вас не укрылся тот факт, что его сознание как будто раздваивается… — Шут кивнул. Именно об этом он думал, когда уходил из тронного зала. — Его Величество принимает решения, а потом отменяет их. Передумывает.

— Вот-вот! Потому-то мне лучше здесь не задерживаться. А то, как знать, может он таки решит засадить меня под замок, — Шут передернулся, вспомнив гнилое подземелье, где провел минувшую ночь. — Нет, я ушел бы хоть сейчас… Но очень уж спать хочется, — он солгал: на самом деле просто не представлял, куда ему идти и как жить дальше.

— Тогда спите, — Архан улыбнулся, — я пошлю вам куничьего отвара, он прогонит кошмары и поможет погрузиться в глубокий сон до самого утра. Однако, перед этим я советую вам хоть немного поесть.

Судя по всему, лекарь не стал полагаться на ответственность Шута, потому что вскоре слуги принесли в комнату не только целебный отвар, но и горячий ужин, который пришелся как нельзя кстати.

Часть вторая

Колдунья

1

Архан оказался прав, Шут остался во дворце. По велению самого короля… Однако никто из обитателей Солнечного Чертога не узнавал его теперь. Вечный шутник и балагур, дерзец и дамский угодник, господин Патрик изменился так, что придворные меж собой дружно укрепились во мнении, будто и на него перекинулось странное проклятие, поразившее короля. Шут сторонился больших компаний, редко показывался в обществе и большую часть времени проводил наедине с самим собой.

Его пестрая шапка и смешные рукава с бубенцами остались в мешке у Хирги, но Шут не попросил мадам Сирень сделать для него новые. Более того, он все чаще надевал обычную суконную куртку лишь немногим нарядней тех, что носят простые горожане. После побега Шут потерял всякий интерес к своему внешнему виду. Иногда целыми днями ходил нечесаным, а про ванну вспоминал, когда под рубашкой начинало зудеть от блох. Слуги, которые теперь были вынуждены гораздо чаще менять его грязные простыни, сетовали, что господин Патрик стал совсем как остальные придворные мужики. Им также частенько приходилось выносить тот мусор, который Шут неизменно создавал вокруг себя: все эти бутылки, грязную посуду, разбросанные повсюду свечные огарки и еще огромное количество сухих листьев, залетающих в открытое окно комнаты. Осень окончательно вступила в свои права. С каждым днем становилось все холоднее, и в конце концов Шуту приходилось закрывать створки, а взамен разжигать камин, ища тепла, которое, увы, не могло согреть его душу.

Неоднократно он пытался встретиться со старым лекарем, но странно-закономерные случайности всякий раз препятствовали этому, так что очень скоро Шут смирился и решил не перечить судьбе. Им владело глубокое безразличие. Все чаще он затворялся в библиотеке, но ни одна страница в книге так и не была перевернута. Шут просто хотел укрыться там, где никто не нарушит его уединения. Собственная спальня более, чем обычно, казалась ему чужой и неуютной, а в потайную комнату Шут зашел всего лишь раз. Там было по-прежнему хорошо, но теперь вся эта тихая идиллия казалась фальшивой и непозволительной, как роскошный ужин для нищего бродяги. Он забросил ключ от этой комнаты далеко под кровать, куда не доставала ни одна швабра, а вместе с тем закрыл и дверь к своему сердцу.

Близилась зима, и ожидание войны тягостно нависло над городом. Воду в шапке не удержишь — новость о бегстве королевы в первые же дни разлетелась по королевству быстрее дождевых туч. Уже каждой торговке было известно, что Белые Острова снаряжают свой флот и ждут только конца штормового сезона. Люди выглядели напуганными, но их больше страшил не столько сам факт надвигающейся угрозы, сколько внешнее бездействие короля. Регулярная армия была невелика, а поголовное рекрутирование, характерное предвоенному времени, все не начиналось. Глупые женщины этому лишь радовались и твердили, что, значит, никакой войны и не будет. Дескать, домыслы это все и слухи. Но мужчины острили свое оружие, а кто не имел такового, спешили обзавестись сталью понадежней. В моду вошли темные цвета и скупые украшения. В трактирах по вечерам обсуждали не объемы урожая, а виды клинков, прочность оконных решеток и очередную странность в поведении короля. Стремительно росли цены на железо и зерно.