Е. Кочешкова - Шут

— Патрик! Патрик! Зачем?!.. — а парусник, между тем, набирая скорость, все больше отдалялся от берега. Кому-то из матросов хватило ума увлечь королеву прочь с палубы, когда лучник на берегу уже натянул тетиву.

Шута стащили с коня, не грубо, но решительно. Заломили руки за спину. Стражники были незнакомые, не из королевской гвардии. Наверняка, местные, ульевские. Но возглавлял их тот самый парень со странным лицом, новый приспешник Руальда.

— Ишь ты! — бормотали вокруг Шута. — Бежать хотела!

— Да ты полегче! Королева все же!

— Какая она теперь королева, монастырь уж заждался.

— Пэм, куда ты веревку дел? Вяжи, да гляди не порань руки-то!

— Эй, братцы! Глянь, а чего руки-то такие странные?

— Ба! И впрямь! Да она ли это?

В следующий миг Шут лишился своего платка вместе с косой. Треснуло по швам платье, раздираемое десятком рук.

— Мужик! Вот же ж демоны треклятые!!! А королева-то где?! — восемь пар глаз уставились на него. И не было в этих глазах ничего хорошего… — Да кто ты такой?! А?!

Шут стоял среди разъяренных мужчин и глядел вслед уходящему кораблю… Кто-то толкнул его, другой стражник наотмашь ударил по лицу, разбив губу. Еще миг — и Шут оказался на земле, но преследователи королевы уже потеряли к нему интерес: поняв свою роковую ошибку, они бросились искать любое судно, чтобы плыть вдогонку настоящей Элее. Только один остался затянуть веревки на руках и ногах пленника. Невероятная суета захлестнула, казалось, всю набережную: кто-то кричал, кто-то бежал, искали капитанов, требовали отчалить немедленно. А Шуту — голому и связанному королевскому дураку, лежащему с окровавленным лицом на холодных камнях набережной — было спокойно, как в лоне матери. Он почему-то твердо знал, что никто не догонит его королеву.

Когда и стражники осознали это, когда они, отчаявшись найти поддержку среди моряков, вновь собрались вместе, Шут понял, что сейчас его будут бить. Нет, не до смерти, может даже не покалечат, но зло выместят хорошенько и без зубов оставят наверняка. Лежа лицом вниз и не в силах пошевелиться, он лишь молча смотрел на сапоги приближающихся стражников. Один из них пнул брошенные кучей обрывки платья и скомканный Шутов костюм. Другой в это время уже занес ногу, чтобы «приласкать» самого хозяина одежды — виновника всех проблем. Однако парень в меховой куртке остановил его жестом.

— Нет, Мрел, не надо. Что толку. Отвезем эту падаль к королю, может хоть немного смягчим его гнев. А кости Руальдовой «красавице» пусть палач попересчитывает. Ты хоть узнал его? Нет? Это шут короля. Развяжите ему руки, пусть оденется, не голым же везти.

— А надо бы… — буркнул кто-то из стражников. — Надо бы его к кобыле привязать и волоком в Золотую…

— Да? Потом сами королю будете за его башку отвечать? Я сказал, пусть оденется. А после опять свяжете. И ноги тоже, а то убежит еще, — главный отвернулся от Шута и зашагал куда-то вглубь одной из улиц. Он был уверен, что уж с одним безоружным пленником остальные справятся и без него.

Шуту дали одеться. Вернее, кое-как натянуть изгвазданные в пыли штаны и куртку. Потом все-таки попинали немного, для острастки, но зубов не тронули. Он даже не пытался увернуться от тяжелых сапог, только закрывал лицо связанными руками и тихо, едва слышно пел… Он знал, что песенка Далы — это не бабкина брехня, что она и правда помогает. Ведь Элея теперь на корабле, она плывет домой… Только бы ветер и волны пощадили «Болтунью», только бы шторм обошел ее стороной…

21

Обратно к Золотой Гавани Шут ехал на своем же гнедом, но в этот раз руки у него были накрепко связаны спереди, а веревку, стянувшую их, посланцы Руальда прикрепили к луке седла. При каждом движении коня, грубая пенька дергалась, стирая кожу на запястьях.

Поводья Шутова коня держал один из двух парней, что остались со своим предводителем в меховой куртке. Остальные участники облавы коротко распрощались с ними в Улье: как Шут и предполагал, то были лишь местные стражники. Новые же спутники Шута, эти странные бритоголовые воины с повадками чужаков, не отличались многословностью, они четко выполняли команды старшего и ничем не напоминали королевских гвардейцев. Шут уже понял, что эти люди — тайкуры, которые пришли с Руальдом из последнего похода. Все трое были молоды, но в их движениях сквозила скрытая сила опытных бойцов.

Лошадей не гнали. Куда теперь-то спешить? Главная добыча ушла, охотникам досталась только мелкая рыбешка. Один раз мрачные наемники сделали остановку в небольшой деревне, мимо которой проходил тракт. Пока они ужинали в придорожном трактире, Шут сидел снаружи. По-прежнему связанный по рукам и ногам, он только и мог, что смотреть по сторонам. Впрочем, разглядывать здесь было нечего — унылый скотный двор, пара старух на лавочке, голый ребенок, играющий в пыли с деревянной гремушкой… Вскоре младенца унесла в дом худая замученная баба. Ушли и старухи — вечерело, изо всех щелей повылетели голодные комары. Морщась от их настойчивого визга, Шут радовался, что его одежда пошита из такой хорошей, плотной ткани. Мысли сами собой вернулись к прежней жизни в Солнечном Чертоге… к жизни, где было место для разноцветных нарядов с бубенцами, для пустяшных тревог о новом костюме и для странной Госпожи Иголки… Ведь она как будто предвидела все, что случится с ним!.. Может и вправду колдунья?

Шут загрустил. Руки у него болели, в животе было пусто, на душе — тоскливо. И он ничуть не удивился, когда вдобавок ко всему с неба начал сыпать мелкий колючий дождь. Шут съежился и закрыл глаза.

«Светлая Матерь, как я устал… Пусть это все кончится поскорее…»

— Эй! Уснул там? Вставай! — без лишних церемоний его дернули с земли и развязали, чтобы пленник смог взобраться на лошадь. — Возиться еще с ним… Лезь, давай!

Кое-как цепляясь занемевшими руками, Шут втащил себя в седло. Мучительно было думать о том, что сейчас его запястья опять стянут толстой лохматой веревкой. Один из тайкуров, бледный парень с поломанным носом, уже держал ее наготове. Он был младше других, узкую длинную физиономию сплошь покрывали крупные багровые прыщи.

— Пожалуйста… Не надо… Лучше свяжите ноги, — не удержавшись, попросил Шут.

Бледный дернул щекой и презрительно сплюнул:

— Молчи, убожество! Баба в юбке… — добавив еще что-то на своем языке, он грубо сцапал тонкие кисти шута и обмотал их еще крепче прежнего. Воспаленная кожа под веревкой натянулась и побелела до синевы. Шут лишь скрипнул зубами и одарил своего мучителя полным ненависти взглядом. За это ему вдобавок прилетела увесистая оплеуха. — Будет он тут выступать еще! Задница коровья!..