Удача колес (Колеса удачи) - Робин Хобб
— Да, — на его лице появилось более серьезное выражение. — Я думаю, это то, что расстроило меня больше всего. Не мальчик и девочка на соломе, а обман, который он использовал, чтобы заманить ее туда. Отсутствие чести.
— Честь так важна?
Его темные глаза пригвоздили ее к месту.
— Да. Честь мужчины — это то, что он собой представляет.
Долгое время они не разговаривали. Ки села, поправила одеяла и руку Вандиена по своему вкусу и снова устроилась в них, положив голову ему на плечо и верхнюю часть груди. Она говорила тихо.
— Мне нравится, как бьется твое сердце.
— Мне тоже. Я был бы очень недоволен, если бы это прекратилось. Ки, что ты думаешь о Козле?
Она вздохнула, и он понял, что она не хочет говорить об этом. Но она будет говорить.
— Все и ничего, — сказала она. — Вчера и этим утром он был совсем другим мальчиком. Услужливым, добрым. Но сегодня днем… — она сделала паузу, перевела дыхание. — Полагаю, я считаю, что нам следует быть осторожными. Осознание того, что он может быть способен на такое, сводит все на нет, не так ли? Это все равно что обнаружить, что мужчина лжец. После этого ему нелегко тебя обмануть. Ничто из того, о чем я мечтаю, не поколеблет меня.
— Но ты не собираешься бросать спать? — вмешался в разговор Вандиен.
— О, я буду спать, все в порядке, — Ки подняла голову и медленно оглядела лагерь. Уиллоу неподвижно лежала, съежившись, под фургоном, а дверца кабинки была закрыта так плотно, как только мог захлопнуть ее Козел. Ки наклонила голову и провела губами по лицу Вандиена к его уху. — Я посплю, если не найдется занятия получше.
— Гм, — он устроился поудобнее. — Ты теплая. Приятно чувствовать тебя на моих ребрах. Хорошо. Итак, что мы собираемся делать после того, как забросим Козла в Виллену?
Она оторвала губы от его шеи.
— Если ты слишком устал, просто скажи об этом.
— Я не слишком устал. Мне просто нравится, когда меня убеждают. И это напомнило о том, что я услышал сегодня в городе. Примерно через неделю в Текуме будет фестиваль. Там будет герцог со всей своей свитой, будут жонглеры, уличные музыканты и борьба на деревенской лужайке…
— И что с того? — спросил Ки, ослабляя шнуровку рубашки.
— И вот я подумал, что мы, возможно, захотим остаться и насладиться этим.
— Не лучшая идея, — решительно сказала Ки. — Щекотно?
— Не совсем, но это приятно. Почему не фестиваль?
Ки помедлила, чтобы ответить ему.
— Время не то. К тому времени мы должны быть почти в Виллене. И потому что там будет герцог, и если герцог будет там, то там будут и его брурджанцы, а если брурджанцы там, то мы не хотим там быть.
— Но мы были бы частью толпы, едва заметными в ней. Было бы на что посмотреть и чем заняться, и, возможно, мы смогли бы перехватить какой-нибудь товар, который вывезет нас из Лаврана. Даже если мы этого не сделаем, человек, который сегодня оформлял наши документы, сказал, что Текум может похвастаться несколькими хорошими фехтовальщиками, и что герцог всегда предлагает кошелек за… эй! Будь осторожна с моими ребрами, ладно?
— Ненавижу эту чертову пряжку для ремня. В следующий раз, когда мы приедем, я куплю тебе другую.
— Она прекрасно работает, если не спешить, Ки, — его руки лениво потянулись, чтобы помочь ей. — Но ты можешь купить мне новую на фестивале у герцога в Текуме, если хочешь. Оставаться там нам придется всего на несколько дней дольше.
— Задержки — это единственное, чего я не терплю, — многозначительно сказала Ки.
— И ты говоришь, что я нетерпеливый и импульсивный, — он театрально вздохнул и потянулся к ней.
Ки проснулась в темноте. Локоть Вандиена упирался ей в ребра; сонная, она отодвинулась от него и поудобнее устроилась под одеялами. Затем она снова услышала звук, который разбудил ее. Уиллоу сделала еще один прерывистый вдох, снова шмыгнула носом. Долгое время Ки слушала ее плач, пытаясь представить, что с ней могло быть не так. Наконец она встала и подошла к ней. Сухая земля была теплой под ее босыми ногами. Она присела на корточки у фургона, вцепившись в спицу одного из колес.
— Уиллоу? — нежно прошептала она.
Распростертая фигура девушки дернулась. Она глубже спрятала лицо в скрещенных руках.
— Уходи, — сказала она тихим, приглушенным голосом.
— Хорошо, если это то, чего ты хочешь, — Ки знала, что некоторые виды горя не терпят разделения с кем-то. Но другие — да. — Я уйду, Уиллоу. Но если ты передумаешь и захочешь с кем-нибудь поговорить или просто попросить кого-нибудь посидеть с тобой, дай мне знать. Меня нетрудно разбудить.
Уиллоу судорожно вздохнула и внезапно подняла лицо, чтобы посмотреть на Ки. В глубокой тени под фургоном ее глаза казались двумя черными пятнами на бледном лице.
— Это замечательно, — она выплюнула эти слова. — Теперь ты бы хотела меня выслушать. Теперь, когда уже слишком поздно! Что ж, мне нечего тебе сказать, Ки. Ничего не осталось. Если только ты не хочешь услышать о моем кошмаре. Если только ты не хочешь разделить со мной мой кошмар! — последнее она почти прокричала. Ки встала и на негнущихся ногах попятилась от фургона, возмущенная не столько словами Уиллоу, сколько низким смешком, который вторил им; смех, который, она могла бы поклясться, донесся из ее фургона.
Она почувствовала, что Вандиен проснулся, еще до того, как прикоснулась к нему. Она прижалась к нему животом к спине, чувствуя озноб, несмотря на теплую ночь, и натянула одеяло.
— Что случилось? — тихо спросил он.
— Я не знаю. Я услышала плач Уиллоу и пошла посмотреть, в чем дело. Она сказала…
— Я слышал. Козел?
— Думаю, да. Думаю, он каким-то образом проник в ее сны и навел на нее кошмар.
— Или, может быть, ей просто приснился кошмар о нем.
— Я надеюсь на это, — пробормотала Ки ему в шею. — Но почему-то я так не думаю.
Утро выдалось приглушенно-серым. Ярко-голубое небо, которое сияло над ними в течение нескольких дней, внезапно затянулось облаками. Воздух был душным, упряжка чувствовала
