Острие лезвия, ветер и любовь (СИ) - Галицына Варвара
Расщепленный бесчисленное количество раз огненный хлыст, звонко щёлкнул, столкнувшись с камнем.
Голос Гэндальфа и то, как тихо и в то же время громко хрустнул его посох, переламываясь надвое.
Неужели это было наяву?
Мельком глянула на руки — те вновь стали нормальными, но оборотень почему-то не испытала от этого счастья. Было ни радостно, ни горестно. Ей было… никак.
— Сули, — Леголас возник рядом как-то слишком неожиданно; темноволосая предстала перед ним нагой (поле последнего обращения одежда всё же порвалась) и плачущей. — Нам нужно идти, — сказал эльф, но та лишь помотала головой из стороны в сторону. Руки Хранительницы прикрыли грудь, а голова неспешно опустилась, от чего сбившиеся и отросшие волосы закрыли часть лица. — Сули. Идём же. Орки нагрянут, стоит солнцу сесть.
— Леголас, — позвала, поймав его руку своей, девушка и подняла взгляд серых глаза на царевича.
— Пойдём, — прошептал тот, потянул руку к лицу девушки, заправляя выбившиеся пряди за ухо. Она была такой холодной. Почти что ледяной. — Ты замёрзла?
Оборотень вновь покачала головой и указала на чёрный обломок стрелы в ноге, чуть выше колена.
— Выдерни её, — отвернулась. — Я не смогу.
Принц кивнул, опустился на колено перед Сули и обхватил одной рукой стрелу, а другой саму ногу. Кожа девушки и вправду была будто покрыта льдом, обжигая от одного прикосновения. Эльф взглянул на Хранительницу: та жмурилась от ещё не причиненной боли, почти по-детски сморщив нос, обнимала себя за израненные когтями плечи и тяжело дышала, чуть приоткрытым ртом. Медленно. Громко. Так громко, что Леголас легко мог сосчитать каждый вдох. Кожа под рукой начала теплеть, и он впервые увидел шрамы на её теле: длинные, рваные, короткие — они рассыпались от груди и до самых ступней. Один — самый протяженный — побелевший от старости, загрубевший, тянулся от колена длинной корявой чертой и замирал у щиколотки, проходя под рукой эльфа. Он провёл по нему большим пальцем, крепче обхватил обломок и скомандовал: — На счет три, — а Сули вдруг вспомнились слова сказанные кем-то, а кем, она уже и не вспомнит: больнее стрелы входящей в тело — Леголас резко вырвал обломок — только стрела выходящая — и кровь хлынула из раны.
Сули не сдержала крик, но вышел он не громким, а каким-то сдавленным и тихим. Пустым. Царевич слышал позади крики Арагорна и Боромира — они спорили о чём-то, но о чём, сейчас совсем не хотелось знать. Девушка плакала, а эльф сидел рядом и не знал, что должен сделать.
— Леголас, если погиб майа, какие у нас шансы пережить этот поход?
Лучник сел на камень рядом с ней и поднял руку, чтобы обнять. Наверное, он сделал бы это, не упади взгляд на россыпь точек — светлых и тёмных — на её плече и лопатке. Такие знакомые. Царевич опустил руку на свой плащ, обрывая край.
— Нужно перевязать рану, — но Сули остановила его руку, сжимающую рваный лоскут, положила голову на плечо Леголаса и заплакала, прикрыв лицо рукой. — Боль от потери ещё слишком свежа в наших сердцах, — тихо произнес лихолесец. — Я понимаю, и скорблю по нему не меньше чем ты, но сейчас для слёз не время и не место.
Он без особого на то желания отстранился и помог оборотню подняться на ноги, та, соглашаясь с услышанным, смахнула слезы, обернулась волчицей и вмиг догнала Арагорна, но дальше не побежала — остановилась и обернулась к эльфу — ждала, пока тот догонит.
— Нет никого страшнее балрогов, — сказал Эклесс, а Сули поежилась. — Они — само пламя, — оборотень нахмурился. — Я часто видел их в подземельях Ангбанда, и даже первый дракон не наводил на меня такой ужас как эти существа.
Темноволосой так некстати вспомнились слова старого оборотня, произнесенные в те годы, когда она ещё была совсем юной волчицей. В своём воображении, Сули тогда вмиг нарисовала неведомое существо, как ей казалось, навевающее своим видом страх, но теперь она увидела, что такое страх на самом деле.
Пламя окружившее балрога, его огненный хлыст, гигантские когтистые лапы — всё это и в сравнение не шло с тем какой ужас навел на Сули эти огромные, объятые пламенем, кожаные крылья.
— Если эта тварь умеет летать, — подумала она тогда. — О, Эру! Да от него тогда нигде не спастись.
Лишь одна мысль о том, что балрог может с легкостью взмыть в небо и парить над землей, заставила хищницу сжаться от страха. Она неустанно повторяла про себя имя Единого, надеясь, что он услышит зов и спасёт.
Лишь Гэндальф отделял Братство от монстра. Сули — белая волчица — прялась за спиной Боромира; мужчина держал в руке меч, а рог висел на боку. Он схватил его свободной рукой и поднёс ко рту.
Громогласное: АААААААААААААААААААААААОООООООООООООО О разнеслось по Мории до самых Западных её врат. Сули тяфкнула, опуская голову.
Боромир бежал впереди, а по левую руку от него бежала оборотень. Она запиналась и хромала, но не останавливалась и не принимала помощи. Минул ни один час, прежде чем Хранители добрались до Нимродели, да только лесная тишина и свежесть не принесли ни Сули, ни остальным никакой радости, но здесь они могли передохнуть.
Их встретил крутой берег изрезанный множеством небольших бухточек; Нимродель несла свои воды к Андуину. Белая охотница спустилась к реке, съехав по склону чуть выше по течению, и принялась пить. Вода оказалась тёплой, но в то же время волшебно вкусной и когда рябь, бегущая по водной глади успокоилась, она встретилась взглядом с жёлтыми глазами своего отражения. Большие, почти дикие, волчьи глаза. Они не казались знакомыми — такие похожие на глаза Хелтая в тот самый день их знакомства. Волчица отошла от реки.
Леголас первым спустился в воду.
— Идём! — махнул он рукой, оглянувшись на оставшихся на берегу Хранителей, и побрёл к другому берегу в брод. — Об этой реке сложено немало песен. Эта вода целебная. Она лечит печали и снимает усталость.
Члены Братства по очереди заходили в воду и перебирались на противоположный берег. Волчица и гондорец остались последними.
— Что ж, — хмыкнул Боромир, проследив за тем как Арагорн, помогая идущему рядом Сэму, вышел на сушу. — Пора и нам идти. Верно? — он с усталой улыбкой на лице повернулся к волчице и с особой нежностью провёл рукой по белой шерсти на загривке. — Если верить остроухому, эта вода исцелит нас, — усмехнулся. — Идём, волчонок, — мужчина убрал руку и Сули невольно потянулась следом, прося ласки. — Идём, — довольно засмеялся, снова проведя ладонью по загривку, — нас уже ждут, — и направился к реке, не оборачиваясь. Волчица последняя вошла в воду.
Как эльф сказал? Лечит печали и снимает усталость?
Сули нырнула в воду с головой, позволяя течению относить себя дальше, а после всплыла на поверхность и вернулась назад к броду. Так волчица повторял раз за разом, поднимая тучи брызг. Эльф не обманул, вода действительно принесла покой.
Таким нехитрым образом оборотень смыла с себя пыль, пот и кровь.
— Сули, — это был голос Арагорна. Человек стоял у самого берега, положив руку на эфес меча. Он улыбался с усталой радостью в глазах. — Выходи. Нужно перевязать твою рану.
Волчица обернулась, чтобы посмотреть на раненную лапу и увидела, что смытую кровь заменила новая, окрасившая белый мех и убегающая тёмно-красной полоской дальше по течению. Следом за дунэдайном к берегу подошёл и Боромир. Он, нахмурившись, смотрел на лапу волчицы.
— Что случилось?
— Её ранили орочьей стрелой в Мории, — пояснил Арагорн. Не удивительно, что гондорец не заметил этого прежде, ведь Сули всю дорогу к лесу держалась (намеренно) к нему другим боком. Не хотела она, чтобы человек зря волновался.
— Выходи быстрее, — крикнул рыжеволосый, махнув рукой. — В воде кровь не остановится.
И Сули послушалась. Она, чуть прихрамывая, выбралась на береги ткнула мокрым чёрным носом в выставленную вперёд ладонь Боромира. Мужчина провёл пальцами по мокрой шерсти, а волчица затряслась, стряхивая с себя воду, и промочила гондорца всего от головы до ног, но тот лишь легко засмеялся.
