Кэйтлин Кирнан - Беовульф

— Стоп! — скомандовал Беовульф, снова повернув коня к побежденному. Таны, решив ничему более не удивляться, остановились. — Ты, стало быть, решил, что я трус. — Он остановил лошадь вплотную к фризу, навис над ним, конный над пешим.

— Ты старик, — ответил противник, глядя Беовульфу прямо в глаза. Он поднял с песка свое оружие — боевой топор, запятнанный кровью. — Ты уже не помнишь, какой край у топора острый и для чего служит в битве меч. Ты смотришь на битву с безопасного расстояния, а потом барды славят твою победу.

Беовульф вытащил меч и спешился.

— Государь, — забеспокоился Виглаф. — Не здесь место короля в бою.

— Где это записано? — не оборачиваясь, спросил Беовульф, и Виглаф замолчал. Таны плотным кольцом обступили короля и оправившегося, приосанившегося фриза.

— Итак, ты хочешь вписать свое имя в сказания о Беовульфе? Полагаешь, они отныне будут заканчиваться сценой моей смерти от руки заморского недоумка, имени которого я еще не слышал?

— Имя мое — Финн. Я принц своего народа. И это имя будут помнить всегда.

Беовульф улыбнулся, покачивая головой; меч свой он держал за рукоять большим и указательным пальцами, оружие раскачивалось смертоносным маятником, прочерчивая кончиком бороздки в песке.

— Имя твое будут помнить, только если ты убьешь меня сейчас. Иначе ты ничто.

Беовульф вонзил свой меч в песок и шагнул к фризу без оружия.

— Оружие королю! — мгновенно крикнул Виглаф.

— Мой меч, государь!

— Мой!

— Нет, мой!

— Прикончи придурка моим клинком, государь!

К королю вытянулись рукояти дюжины добрых боевых инструментов, но Беовульф их как будто не заметил. Он без спешки приближался к фризу, улыбавшемуся, как будто исход схватки уже решен в его пользу. Вот Беовульф ненадолго остановился, отстегнул и уронил нагрудник. Затем на ходу снял и бросил на песок боевые рукавицы, кольчугу. Не более чем в пяти футах от боевого топора противника он разорвал на груди белую шерстяную ткань рубахи и ударил себя кулаком в обнаженную грудь.

— Ты что… зачем? — спросил Финн, разглядывая покрытую шрамами грудь Беовульфа. Улыбка его погасла, топор он теперь сжимал судорожной хваткой, кулак побелел от напряжения.

— Полагаешь, ты первый собрался меня убить, Финн, принц Фризии[68]? Ты даже не сотый.

Финн молчал, и Беовульф продолжил:

— Позволь, я тебе кое-что поведаю, нахальный иноземец. Может, ты об этом еще не слышал. Не позволят мне боги погибнуть от твоего хрупкого топора. Не позволит мне Один Вседержитель умереть от меча или копья, ни от стрелы и ни от волны морской. — Беовульф повел рукою в сторону моря. — Не дадут мне боги смерти даже во сне… хотя я уже и созрел по возрасту. Нет на то воли богов. — Беовульф снова ударил себя в грудь, сильнее. — Ударь сюда топором, Финн Фризский.

— Совсем рехнулся… — пробормотал Финн, пятясь, выставив топор, как будто для защиты. — Какой-нибудь демон завладел твоим рассудком, король? Ты одержим бешенством крови?

— Почему нет? Зовут же меня Пчелиным Волком, Медведем, сокрушителем чудовищ.

— Возьми меч и сражайся как положено!

— Мне не нркен меч. Мне не нужен топор. Безо всякого оружия могу я отправить тебя в могилу.

— Дайте этому сумасшедшему меч, ктонибудь! — Финн оглядывался, как будто просил помощи у данов. Он взмок от волнения, руки его тряслись. — Дайте ему… Я… Я…

— Что «я»? — спросил Беовульф. — Убьешь меня? Так кончай молоть языком и убей, наконец. Вперед!

Финн глянул под ноги и с удивлением понял, что старик загнал его в воду. Скрипнув зубами, он поднял над головой топор, но оружие выскользнуло из его трясущейся руки и шлепнулось в воду. Фризский принц замер, как будто заколдованный, как будто не заметил, что рука лишилась обнадеживающей тяжести топора, не услышал всплеска. Он не сразу опустил руку, поднес ее к глазам, уставился на нее, как на что-то впервые увиденное.

— Знаешь, почему тебе меня не убить, друг? Потому что я давным-давно уже убит. Еще в молодости, в твоем возрасте.

Беовульф стянул края разорванной рубахи, прикрыл шрамы. Теперь он смотрел на молодого фризского принца с жалостью, с естественной жалостью завершающего жизненный путь старика к молодому человеку.

— Только и всего. Никто не убьет причзрак. — Беовульф повернулся к капитану и приказал: — Дайте принцу золота и отошлите домой. Ему будет что рассказать соплеменникам и современникам.

Беовульф, король данов, поднялся в седло и удалился вместе с Виглафом, оставив поле завершенного сражения. Зимнее небо заполнялось черными и серыми крыльями. Чайки, грифы и вороны собирались совершить свой ритуал над мертвыми и умирающими.

Время меняет людей, время стачивает даже горы. Но и люди, схваченные силками времени, меняют себя и окружающий мир. Изменились и укрепления, основанные в былые дни королем Хродгаром. По воле короля Беовульфа над морем вознеслись мощные каменные башни, соединенные толстыми крепостными стенами, надежная защита от врагов и стихий, от всего, что вознамерилось бы причинить вред народу королевства. Место кучки крытых соломой хижин занял могучий замок, которым гордился бы любой римский или византийский вождь, который дал бы понять персидскому или арабскому властителю, что северяне научились кое-чему на поприще военного искусства, фортификации, архитектуры, математики. Даже боги Асгарда подивились бы такой крепости. И после битвы с фризами Беовульф взобрался на одну из двух башен Хеорота и вышел на соединяющий их парапет. Сотнею футов ниже, во дворе, вымощенном гранитными и сланцевыми плитами, Виглаф собирался обратиться к населению, подтягивавшемуся к порогу Хеорота.

Беовульф отвернулся от двора, плотнее запахнулся в меха, обратил Взор к морю, смыкавшемуся на горизонте с небесами. Свежий вечер очищал душу, выветривал скверну, улучшал настроение. Беовульф ощутил потребность в очищении после того, чему был свидетелем и в чем участвовал, чем руководил на берегу.

Может, именно потому столь многие двуногие отрекаются от Одина и его собратьев и обращаются к казненному римлянами Христу и к какому-то безымянному богу, которого считают его родителем. Приманивает сулимое очищение и освобождение от ответственности за принятые решения и их последствия.

Размышляя о старых и новых богах, Беовульф услышал за спиной шаги. К нему подошла Урсула, девушка, которую он взял себе в любовницы. Точнее, девочка, которая выбрала его себе в любимые. Она радовала глаз старого воина, отягощенного пролитой кровью и разрушениями. Светлая кожа и веснушки, шелковые пшеничного цвета волосы вызывали у него улыбку. От холода девичье тело надежно укрывали лисьи и медвежьи шкуры, но в глазах читались забота и, одновременно, облегчение.