Марк Даниэль Лахлан - Темный лорд. Заклятье волка

Палач вскинул хлыст.

Аземар лихорадочно соображал, что еще он знает.

— Он бежал с госпожой Беатрис, и ее отец хочет, чтобы дочь вернули домой. Вместе с головой ученого.

— Почему же он не обратился к императору с просьбой от­править дочь обратно вместе с ученым, которого он лично обезглавил бы к своему удовольствию?

— Господин Ричард не из тех, кто потерпит отказ или захо­чет быть в долгу у другого правителя. Ему было бы удобнее убить ученого здесь, чем обращаться с просьбой к императору.

— А твой приятель-убийца, где он теперь?

— Я не знаю.

Женщина подняла палец, и палач снова ударил Аземара хлыстом, на этот раз по другой щеке. Аземар закричал и рва­нулся в тщетной попытке порвать веревки.

— Пока он не скажет нам, — велела госпожа, и хлыст загу­лял по спине Аземара, по голове, по ногам, снова по голове — молнии боли пронзали его тело.

— Я не знаю, где он! Он убежал! Мы остановились в доме недалеко от маяка, но он сейчас может оказаться где угодно!

Истязание прекратилось. Аземар закашлялся. Во рту бы­ла кровь. Он не сомневался, что ему сломали нос.

— Он убил двух моих людей, — сказала женщина.

— Сожалею, госпожа, но я ему не указчик. Он настоящий дикарь, родственник нашего господина, приехавший с севе­ра. Я даже говорить с ним не осмеливаюсь, не то что указы­вать ему, что делать!

— Он здесь вместе с варягами?

— Нет, госпожа. Мы пришли сами по себе, клянусь.

— Вы разговаривали с переводчиком императора.

— Мы познакомились с ним на ступенях собора. Может, искал того, кто поможет найти Луиса, вот и все.

— Еще.

Хлыст полоснул Аземара по макушке, и от боли он лишил­ся чувств. Когда он пришел в себя, женщина в капюшоне си­дела совсем близко.

— Что еще ты можешь сказать нам?

— Я говорю правду, клянусь.

— Это мы проверим. Я уже видела твое лицо раньше, мо­нах, так и знай.

— Я никогда не покидал своего монастыря, госпожа.

— Я видела тебя. В тех местах, куда ты не пошел бы по сво­ей воле.

— Я не понимаю тебя.

— Это взаимно.

Она хлопнула в ладоши, и на лестнице появился еще один слуга: на одной руке у него была толстая перчатка, он нес ве­дро раскаленных углей и небольшую жаровню.

— Нет, госпожа, умоляю! — Аземар извивался в веревках.

— Поставь перед ним.

Ведро поставили прямо перед носом у Аземара. Жар от углей шел нестерпимый.

— Хочу получше тебя рассмотреть, — сказала женщина. — Мне надо знать, кто ты такой. Твое появление было пред­сказано.

— Как это — предсказано?

— Кометой на восточном горизонте. Я думаю, это твой знак. Звездные карты говорят, что ты должен быть здесь, и я сразу узнала тебя в церкви, это не может быть простым совпадением.

— Но я монах, обычный монах!

— Возможно. Только я так не думаю. Мне кажется, ты сто­ил тех усилий, каких требует прорицание. И, как ты скоро увидишь, усилия требуются немалые.

Слуга внес еще небольшой сундучок, поставил на пол и от­крыл его. Внутри не оказалось ничего устрашающего — про­сто какие-то порошки и склянки. В какой-то безумный миг Аземару показалось, что женщина принесла сюда свою косме­тику. Кто-то из слуг пересыпал мерцающие угли в жаровню.

— На третий день, — сказала госпожа, — не раньше. Вой­дете во втором часу и приведете меня в чувство.

Оба мужчины поклонились и вышли.

Женщина скинула с себя платье. Под ним оказалась ру­башка, открывающая плечи. Даже при столь скудном осве­щении Аземар увидел, что ее кожа сплошь покрыта шра­мами.

Она вынула что-то из своего сундука, какой-то поднос с пузырьками и порошками. Достав со дна сундука украшен­ный драгоценными камнями нож, поставила поднос обрат­но. Аземар силился освободиться от веревок, но они держа­ли крепко.

Она взяла немного порошка и бросила на угли. Неболь­шое пространство заполнил омерзительный запах. Она вы­нула пробку из пузырька, помазала его содержимым лоб Азе­мара, затем сделала то же самое с собой. После чего уселась напротив Аземара, едва не касаясь его.

Она вдохнула дым и заговорила нараспев:

— Богиня мертвых. Охотница. Появись. Появись и пока­жи все, что было, что есть и что будет. Появись здесь, боги­ня мертвых, ледяная повелительница земных недр, та, кто движет луну, проливающую свой свет над царством мертве­цов. Богиня смерти, властительница мертвых, та, что стоит у врат смерти, появись. Покажись!

Женщина взяла нож в правую руку и полоснула себя по левому плечу. Затем переложила нож в левую руку и удари­ла по правому плечу. Она даже не поморщилась от боли, хо­тя раны получились глубокие. Кровь заструилась по белой рубашке.

— Я приношу тебе в дар свою кровь, богиня мертвых. Пей кровь, купайся в крови, богиня смерти и разрушения. Появись, появись!

Она упала вперед, продолжая бормотать.

Время для Аземара перестало существовать. Его начал одолевать сон, и, несмотря на свои веревки, он задремал. Проснулся. Женщина сидела в той же позе, только ее раны больше не кровоточили. Сколько времени прошло? Он ре­шил, что довольно много.

Аземар снова задремал, и на этот раз ему приснился сон.

Он шел ночью по какому-то странному лесу у реки. Вокруг было очень красиво и сыро, в серебристом ночном воздухе висел свежий запах молодой листвы и гниения, такой силь­ный, что кружилась голова. Он брел по лесу, выискивая не­известно что. Между деревьями засветился какой-то огонек, и он пошел на этот свет. Что там такое? Небольшая жаров­ня, точно такая, в какую женщина бросала свой порошок.

Ему стало холодно, поэтому он решил подойти и погреть­ся. Женщина сидела рядом с жаровней, обмякшая, точно та­кая, какой она была в подвале.

Аземар решил подойти к ней, сказать, что он не опасен, да­же попросить ее о защите.

Он тронул ее за плечо. Но когда отнял руку, оказалось, что пальцы в крови. Он лизнул их. Вкус был приятный. Он сно­ва коснулся ее плеча, стер кровь и снова облизал пальцы. А в следующий миг он уже не мог совладать с собой. Он на­клонился над женщиной и принялся лизать рану на плече, упиваясь незнакомым и восхитительным вкусом.

Женщина оттолкнула его, ее лицо исказилось от ужаса. Она произнесла только одно слово: «Волк!» Теперь вокруг них появились какие-то другие существа. Прозвучали слова: «Он порвал путы!»

Кто-то невидимый ударил его по лицу, и он упал на спи­ну. Он как будто был теперь наполовину в лесу, наполовину в подвале. Или же это лес превратился в подвал, а в подвале проросли деревья? До него дошла вся нелепость собствен­ных рассуждений, и он захихикал. Ему завели руки за спину и снова связали.

Он услышал, как кто-то спрашивает по-гречески: