Нил Гейман - Звездная пыль

Он подал Ивэйне руку, помогая встать. Вдвоем они сделали несколько неловких шагов по прогибающейся под ногами толще облака, после чего звезда вновь села.

– Бесполезно, – сказала она. – Иди, сам оглядывайся. Я лучше посижу и подожду тебя.

– Обещаешь? – спросил Тристран. – Больше не станешь убегать?

– Клянусь. Клянусь своей матерью Луной, – грустно отозвалась Ивэйна. – Ведь ты спас мне жизнь.

И Тристрану пришлось довольствоваться этим обещанием.

Ее волосы уже почти целиком поседели, кожа лица несколько обвисла, шея сделалась дряблой, от углов глаз и рта лучами разбегались морщинки. Она была бледна, хотя платье ее пылало ослепительно красным. На плече ткань порвалась, и из дыры выглядывал грязный, сморщенный шрам от глубокой раны. Ветер хлестал ей по лицу спутанными волосами, когда женщина в черной карете мчалась через Пустоши. Четыре скакуна часто спотыкались, по бокам их струились ручьи пота, изо ртов бежала кровавая пена. Но копыта их по-прежнему без устали стучали по грязной дороге Пустошей, где не растет ничего.

Королева ведьм, старейшая из Лилим, натянула поводья и остановила коней возле скального пика цвета ярь-медянки, торчавшего из болотистой почвы пустошей подобно игле. Потом она медленно, как и положено даме уже не первой (и даже не второй) молодости, сползла с облучка на мокрую землю.

Она подошла к карете сбоку и распахнула дверцу. Наружу тут же свесилась голова мертвого единорога с кинжалом, так и оставшимся торчать из холодной глазницы. Ведьма вскарабкалась в карету и раскрыла единорогу рот. Труп уже начал окоченевать, и челюсти разжались не без труда. Колдунья сильно прикусила собственный язык и сжимала зубы, пока боль во рту не стала невыносимой. Наконец она почувствовала вкус крови. Смешав во рту кровь со слюной (при этом ведьма чувствовала, что несколько передних зубов начинают шататься), она сплюнула на пегий язык единорога. Часть плевка повисла у нее на губах и испачкала подбородок. Женщина выговорила несколько слов, которые мы отказываемся здесь приводить, и закрыла единорогу мертвый рот.

– Вылезай из кареты, – приказала она трупу.

Тот неловко, с трудом поднял голову. Потом двинул ногами – неуверенно, как новорожденный осленок или олененок, который учится ходить. Наконец мертвый зверь поднялся на четыре ноги и то ли доковылял до двери кареты, то ли просто выпал в нее в грязь, где снова медленно и неуклюже встал. Левый бок, на котором труп лежал в карете, раздулся, выпачканный кровью и сукровицей. Полуслепой единорог потащился к зеленой игле скалы и у ее подножия упал на колени в отвратительной пародии на молитву.

Королева ведьм нагнулась, вытащила из глазницы мертвого зверя свой кинжал и перерезала ему горло. Из пореза медленно, потрясающе медленно потекла кровь. Сходив к карете, ведьма вернулась с широким ножом. Им она принялась кромсать шею единорога, пока отрезанная голова не упала наконец в выемку меж камней, наполняя ее темно-красной солоноватой кровью, похожей на грязь.

Женщина взяла голову зверя за рог и положила позади обезглавленного туловища на камень. Потом вернулась к луже крови и заглянула в нее, как в зеркало. С темной поверхности на ведьму смотрели два лица: старухи, обе куда старше ее самой.

– Где она? – сварливо вопросила одна. – Что ты с ней сделала?

– Ты на себя посмотри! – поддержала ее вторая Лилим. – Ты забрала последнюю юность, какая у нас оставалась, – все, что я лично вырвала из груди звезды много лет назад, хотя та визжала и отбивалась изо всех сил. А поглядеть на тебя – так ты уже растратила большую часть сокровища!

– Я подобралась очень близко, – сообщила королева ведьм своим сестрам в луже крови. – Но ее защищал единорог. Теперь я отрезала ему голову и собираюсь взять ее с собой. Давненько нам не доставалось свежего единорожьего рога для зелий!

– К черту единорожий рог, – грубо оборвала ее младшая сестра. – Как насчет звезды?

– Я не могу ее найти. Как если бы она вышла за границы Волшебной Страны.

Последовала долгая пауза.

– Нет, – ответила одна из старух. – Она все еще здесь. Но она направляется на ярмарку в Застенье, а это слишком близко – самая граница с миром По Ту Сторону. Едва звезда ступит в тот мир, для нас она будет потеряна.

Ведьмы отлично знали, что стоит звезде оказаться по ту сторону стены и ступить в мир, где вещи могут быть только сами собой, она тут же превратится в щербатый ком метеоритного железа, упавшего с небес: холодный, мертвый и ни на что не пригодный предмет.

– Тогда я буду поджидать ее в Теснине Диггори, потому что там проходит единственный путь в Застенье.

Отражения двух старух неодобрительно взирали из темной глубины. Королева ведьм изнутри обвела языком зубы (вот этот резец вконец расшатается и выпадет уже сегодня к ночи, подумала она) и сплюнула в кровавую лужу. По зеркалу побежали круги, стирая лица Лилим, и теперь в крови отражались только небеса над Пустошами и призраки белых облаков в самой вышине.

Ведьма пнула обезглавленный труп единорога, повалив его набок. Забрав с собой отрезанную голову, она вернулась к карете и взобралась на облучок. А потом взяла поводья и снова послала норовистых коней в усталую рысь.

Тристран забрался на самый верх купы облака и уселся там, размышляя, почему никому из героев известных ему «сенсационных романов ужасов» не приходилось так ужасно голодать. Желудок недовольно урчал, да еще и рука болела.

Приключения весьма хороши, когда они в меру, думал юноша. Но в перерывах не мешало бы, например, покушать. И постоянную боль я тоже не могу одобрить.

Но все-таки Тристран был жив, и ветер трепал его волосы, и облако скользило по небу, как галеон по тихому морю. Глядя сверху на проплывающий внизу мир, он чувствовал себя живым как никогда. Небо казалось таким небесным, а земля – такой земной, и Тристран дивился, почему этого не случалось раньше – или он просто не замечал?

Юноша осознал, что он в некотором смысле поднялся над своими проблемами, как и над дольним миром. Боль в руке как будто отдалилась. Тристран размышлял над своими приключениями и напастями, думал о предстоящем пути – и если честно, все казалось ему мелким и совершенно простым. Он встал на облаке в рост и во весь голос закричал: «Эге-гей!» – а потом еще раз и еще… Он даже сорвал с себя камзол и помахал им над головой, чувствуя себя при этом малость по-дурацки. Накричавшись, Тристран начал спускаться вниз, но на полпути потерял равновесие и свалился на мягкую, пружинящую поверхность облака.