Из бурных волн - Вал И. Лейн
— Откуда ты знаешь, что я не подонок? — съязвил он.
— Я… не знаю, но одно могу сказать наверняка: ты не очень-то приятный. Как тебя зовут?
— Ной. — Он саркастично улыбнулся, его белые зубы в лунном свете контрастировали с темной кожей. Он несколько раз моргнул, прежде чем заговорить снова. — Послушайте, простите, — вздохнул он. — Просто у меня был тяжелый день в магазине.
— Я, Катрина. И, похоже, мы — идеальное трио. У нас у всех была тяжелая ночь, — вставила я. — Хотя МакКензи права. Не мог бы ты подбросить нас до Изабель? Я не уверена, что возвращаться пешком сейчас самое безопасное решение. Уже поздно.
— Да, отлично, — проворчал Ной, прежде чем, казалось, заметил, что его руки пусты. — Черт возьми! Я забыл ноутбук. Подождите здесь… вообще-то, думаю, вы обе можете пойти со мной. Не нужно, чтобы вы привлекали сюда еще больше чудаков.
Мы без возражений последовали за ним обратно в магазин. Свет был погашен, за исключением нескольких тусклых лампочек в витрине, освещавших помещение теплым светом. Я как бы невзначай оглядела антиквариат, старую мебель, проигрыватели и разнообразные произведения искусства, расставленные по всему помещению. Мой взгляд упал на старый запыленный портрет, первый в ряду других рам, прислоненный к стене. Я сразу же вспомнила, что видела его несколько месяцев назад, когда приносила на продажу свои работы. Но теперь что-то в нем привлекло мое внимание, и я поняла, почему это ожерелье показалось мне таким знакомым, когда я впервые увидела его. Женщина на портрете, чьи глубокие, бездушные глаза смотрели на меня, несомненно, носила мое ожерелье на воротнике своего платья в викторианском стиле. Холодок пробежал по мне, как снежный вихрь.
— Ной, откуда этот портрет? Ты знаешь, кто это? — Я указала на картину, когда он подошел с ноутбуком в руке.
— Ааа, я не знаю, думаю, что весь этот уголок был создан на пожертвования из какого-то старого здания психиатрической лечебницы где-то в Кентукки. Просто убрали мусор и отдали его нам. Он стоит здесь уже некоторое время. Никому не нужный.
— Да? — выпалила я при упоминании о психушке. — Я возьму его. Прямо сейчас. — МакКензи бросила на меня вопросительный взгляд. — На один из моих уроков рисования, — добавила я, чтобы отвести подозрения.
Ной застонал.
— Послушай, у меня нет на это времени. Я просто хочу домой.
— Вот, — сказала я, вытаскивая все деньги из кошелька. — Возьми сколько захочешь.
— Владелец еще даже не оценил этот товар. Я не знаю… — Его лицо стало взволнованным. — Послушай, просто возьми его. У нас даже нет описи этого товара. Его не хватятся.
Не колеблясь, я схватила портрет, снова и снова благодаря его. Моя благодарность, казалось, только еще больше разозлила его, когда он запер магазин во второй раз и забрался на водительское сиденье своего «Бронко».
— Неважно. Я рад. Просто перестань болтать. У меня болит голова.
Мы ехали на открытых задних сиденьях, и я сидела тихо, не выпуская из рук портрета, который с грохотом дергался по полу. Внимательно следя за происходящим, я изо всех сил старалась не показывать своего лица, осматривая дороги в поисках новых пиратов. Я была крайне удивлена, когда Ной внезапно заговорил и спросил о мужчинах, которые преследовали нас. Я позволила МакКензи говорить самой, чтобы избежать дальнейших раздражительных замечаний.
— Есть идеи, чего они хотели? — спросил он.
— Это нетрудно понять. — МакКензи наморщила нос. — Банда мужчин. Две студентки колледжа, гуляющие в одиночестве. Догадаться сложно.
— Что ж, нам действительно стоит вызвать полицию, — произнес он.
— О, смотрите-ка, кого это сейчас так волнует, а? — поддразнила МакКензи.
— Эти парни околачивались возле магазина. Сегодня я должен закрывать магазин, и я правда не хочу, чтобы в мою смену произошло ограбление.
Мысленно я не могла не посчитать эту мысль почти комичной, несмотря на серьезность всего происходящего. Они понятия не имели, что даже сотня полицейских отчетов не поможет в борьбе с этими людьми. Это было бесполезно.
Если бы вы только знали…
Я была благодарна Ною за то, что он подвез нас обратно в кампус, так как мои ноющие ноги болели, особенно лодыжка, которая к тому времени уже хорошо зажила.
Когда мы с МакКензи начали расходиться по своим спальням на ночь, она одарила меня теплой улыбкой.
— Знаю, сегодняшний вечер был безумным, но, прежде всего, мне было приятно, что ты сегодня с нами. Я никогда не думала, что настанет день, когда ты согласишься потусоваться с моими друзьями, — хихикнула она.
— Это было приятно — кивнула я.
За исключением той части, где за нами гнались бессмертные пираты.
Но даже тогда я была рада тому времени, которое провела с ней. Я улыбнулась в ответ и обняла ее.
— Я просто рада, что с нами обеими все в порядке.
Как только МакКензи скрылась из виду и вернулась в комнату, я вырвала портрет из рамы, отчаянно желая увидеть, какие подсказки скрываются за ним. Я почти не обратила внимания на выцветшую надпись черными чернилами на обратной стороне холста, пока не посмотрела во второй раз.
Марта Джеймс Шорс — 22 марта 1851
Из моих исследований я узнала это имя. Это была моя пятая прабабушка — либо художница, либо модель. А возможно, и то, и другое. В любом случае, одно было ясно наверняка. Это ожерелье существовало очень, очень давно.
Каждый последующий час той ночи был тревожным, и я гналась за сном. Я вздрагивала от каждой тени. Мне мерещились звуки. За дверью, в другом конце комнаты, стук в окно. Впервые я больше боялась бодрствовать, чем спать. И в ту ночь я была почти рада гарантированному ночному кошмару, если это означало, что я смогу закрыть глаза хотя бы на мгновение. Неужели мне суждено сойти с ума? Может, мне стоит выпить. Я не буду. Нет.
Потеряв всякую надежду заснуть, я включила лампу с приглушенным светом и подкралась к своей картине. Океан под нарисованным звездным светом должен был подчеркнуть темноту. Что-то, что намекало бы на зловещее присутствие, скрывающееся в тени. Я добавила немного черного и угольно-серого в уголки вод цвета индиго. Несколько мазков фиолетового и синего для придания глубины. Пока краска высыхала, я разложила перед собой лист бумаги для рисования и начала рисовать что-то, предназначенное для меня и только для меня. Я очертила ручкой грубый контур тонущего корабля, наполовину ушедшего под воду. На нижней половине, под водой, нанесла оранжевые, белые и
